— Да, да, господин комендант, его даже премировали,— вмешался Шмульке, чтобы хоть как-нибудь поддержать свой авторитет в глазах начальства.
— Господин Шмульке говорит правду. Я действительно был премирован, и не раз. За что? За отличную работу. Я люблю работать,— за хорошую работу хорошо и платят.
— Ну, пусть… Я думаю,— торжественно объявил Вейс, поднявшись со стула, чтобы показать, что аудиенция заканчивается,— мы имеем полную возможность дать господину Заслонову работу в депо. У нас не хватает работников. Вы, господин Штрипке, можете принять его на работу, у вас ведь всюду не хватает рабочих и в депо и на угольном складе. Зачислите господина Заслонова рабочим. Заслонов перебил его:
— Прошу прощения, господин комендант, что напрасно побеспокоил вас и отнял дорогое для вас время. Видите ли, рабочим я могу быть везде. Рабочим могу стать и через биржу труда. Мне думалось, что у вас есть нужда в инженерах, как сказано об этом в объявлениях. Но у вас такой нужды нет, как видно из нашего разговора. Еще раз прошу прощения за беспокойство. А свои услуги я вынужден предложить непосредственно департаменту восточных дорог, где, знаю, ощущается потребность в инженерах. Разрешите идти, господин комендант!
Вейс смотрел на него и хмурился. Конечно, он мог и прикрикнуть на этого человека, который отважился перечить ему, осмелился даже перебивать его. Но перед его глазами вставали неприглядные картины, которые наблюдал он на станции, катастрофическая нехватка паровозов, из-за которых простаивали эшелоны, неразбериха в депо.
— Как у вас, господин Штрипке, дела с инженерами?
— О, вы спрашиваете! У меня нет начальника паровозных бригад. Имею в виду русские бригады.
И обратившись к Заслонову:
— Вы, господин инженер, не совсем понимаете хорошую шутку.
— Я люблю и уважаю хорошие шутки.
— Вот это и прекрасно. Я пошутил. Вы назначаетесь в депо инженером. С господином Штрипке уточните вашу должность. Но я должен вас предупредить: мы потребуем добросовестной и точной работы. Мы не потерпим саботажа.
— Должен сказать еще раз, что люблю работу, работу примерную, безупречную. Заверяю вас, господин комендант, что моя работа даст ощутительные результаты, вы не раз будете говорить о ней. Но я должен условиться с вами и относительно оплаты…
— О… Это пустяк. Об этом вы договоритесь с господином Штрипке.
— Это не мелочь, господин комендант. Я привык за хорошую работу получать и хорошую плату. Мне нужно точно знать размер этой платы.
Вейс поправил, пригладил прическу. Подмигнул Штрипке и Шмульке — а это делал он только в минуты исключительно хорошего настроения — и весело захохотал:
— Как вам нравится этот человек? Ха? О-о, мне нравятся деловые люди. Они не лишены чувства юмора. Видите, он требует платы. Правильно требует, ничего не скажешь. Да, да, да.
Точно договорившись о своих обязанностях, о работе, Заслонов вышел вместе со своими новыми сослуживцами из комендатуры.
9
Проснувшись после памятной вечеринки, Любка чувствовала себя очень плохо. Страшно болела голова, во всем теле — вялость, разбитость. Старалась вспомнить, что происходило на вечеринке, кто там был, что она делала,— и ничто не приходило на память.
Но, прочитав на другой день в местной газетке сообщение о разоблачении, полицией в больнице группы людей, прятавших советских комиссаров, Любка очень забеспокоилась. Она многое вспомнила. Сразу после работы решила пойти в больницу, проведать мать. В голову лезли необычно тревожные мысли. Как-то не по-человечески относится она к своей семье, к матери. Любка не помнит, чтобы она хоть когда-нибудь по-хорошему поговорила с матерью. Все больше огрызалась на каждое слово, на каждое ее замечание.
С тех пор как познакомилась с Гансом, Любка, пожалуй, ни разу не навестила мать. Все было некогда.
И хотя она чувствовала, что упреки матери справедливы, все искала оправдания себе, своим поступкам. Ну, что тут такого, если ей нравится Ганс и он тоже относится хорошо к ней, любит, делает подарки? Какое Любке дело до его службы? Она не на его службе. Она работает в управе. С нею работают и другие девчата, самые обычные наши девчата. Некоторых биржа туда послала. А что с того, что она сама пошла? Там людей не режут, там нет ничего страшного. Одно плохо: сколько она пила за последние дни, это просто пьянство… Она никогда раньше не делала этого. Да и скверно, когда пьяная, скверно и… стыдно, если кто увидит…
Шла, торопилась Любка. Шевелились под рыжей челкой неясные, тревожные мысли. Как встретит ее мать? Она, видимо, знает обо всем.
Но вот и больница. Сердце встрепенулось, забилось часто-часто, когда Любка заметила поблизости огромное пожарище. Изменилась и сама больница. Кое-где не хватало оконных рам, а во многих окнах вместо стекол подушки, одеяла.
Когда Любка всходила уже на крыльцо, из дверей вышла знакомая сестра. Поздоровавшись с ней, Любка спросила:
—, Что это делается у вас? А это? — показала глазами на пожарище.