Незабываемые дни

— Ну, вы слишком бросаетесь в панику… Вообще подходите к вопросу не совсем по-государственному. Что значит какой-нибудь костыль в сравнении с общим ходом событий? Наконец, мы найдем эти костыли. И при чем тут партизаны? В большинстве случаев партизаны являются лишь плодом болезненной фантазии, это в лучшем случае, а в худшем — результатом трусости, страха. Шире смотрите на мир, прислушивайтесь к событиям на фронте, читайте сводки наших побед… А вы — о костылях…

Кое-где послышался смешок. Бедный служака, выступивший некстати со своим вопросом, усиленно тер переносицу, он никак не мог понять, почему недоволен начальник.

После общих речей начался инструктаж. Один за другим выступали заведующие отделами с поучениями, очень нудными и довольно далекими от жизни, от действительности. Особое внимание уделяли они различным наказаниям за те или иные провинности, служебные промахи и недосмотры.

Некоторое оживление внес доклад, или, точнее, информация, одного из руководителей СС о борьбе с партизанами. Его все слушали с интересом. Информация в самом деле не лишена была некоторого юмора, о котором не подозревал и сам докладчик. Вначале он чуть ли не полностью отверг какую бы там ни было партизанскую опасность. Потом привел в качестве примера довольно большие цифры — десятки тысяч — будто бы уничтоженных за последнее время партизан. Наконец, заверил всех, что окончательная ликвидация ничтожных остатков партизанщины — дело ближайших дней, что, согласно сведениям, правда, еще не проверенным, ликвидирован известный дядя Костя, который парализовал работу нескольких железных дорог. Это сообщение было выслушано при настороженной тишине всего зала. Его встретили по-разному. Одни обменялись радостно-возбужденными взглядами. Два человека даже пожали друг другу руки, и один из них, видимо, решился сказать нечто вроде здравицы или просто поблагодарить докладчика за такую приятную новость. Но, приподнявшись, оглянулся по сторонам и, увидя хмурые, насупленные лица, сел, как мыла съевши.

Заслонов присматривался к людям, старался догадаться об их настроении по внешнему виду, по движениям, по еле уловимой мимике. Он раздумывал о путях, приведших людей на совещание, на службу к немцам. И по многим приметам, по разным мельчайшим признакам, по выражению глаз, по манере слушать, реагировать на слова докладчика — видел: мало, очень мало в зале действительных сторонников нового порядка, искренних немецких слуг. Видно, многих привела сюда неволя. А может, есть здесь и такие, которые сознательно пошли на работу к немцам, чтобы делать свое, советское дело? Все может быть… Еще в начале совещания он заметил в зале знакомого инженера. Более чем знакомого. Это был старый друг Заслонова, товарищ по транспортному институту Адам Лявонович Красавка. И тот заметил Заслонова. Года два не встречались друзья. В другое время и при других обстоятельствах бросились бы друг другу в объятия: сколько было бы разговоров, приятных воспоминаний, взаимных расспросов! А теперь? Они незаметно кивнули друг другу. А когда выходили из зала, один из них немного задержался, чтобы выйти вместе с прежним товарищем.

— Живешь?

— Как видишь. А ты?

— Дышу.

— Что ж, это неплохо.

— В наше время и это счастье.

Помолчали,— кругом толпился народ. Когда вышли и немного отдалились от здания комиссариата, Адам спросил:

— Ну, наслушался?

— Выходит, что так.

— Брешут всё… О дяде Косте брешут, каждый день брешут, всё ликвидируют. А он где-то живет и в ус не. дует, не обращает внимания на всю эту брехню.

— Однако это интересно… Так, говоришь, живет?

— Живет и, по всему видно, жить будет. Такие люди не так уж легко попадаются им в лапы. Этот вот из СС похвалялся сегодня, что ликвидировали. А господин советник опять будет потеть всю ночь, со страхом ожидая новых и новых диверсий. Лысину выщиплет себе от злости.

— А тебе откуда это известно?

— Так я же служу у него, в диспетчерском управлении. Оттуда мне видней, как и где они «ликвидировали». Ликвидируют, ликвидируют, а дороги трещат…

— Как ты попал на эту службу?

— Как попал? Сидел в лагере военнопленных, оттуда отослали на место службы по специальности. Вот и работаю.

— Интересно! Но как ты мне рассказываешь такие вещи, не зная даже, что я за человек теперь и чем дышу? Может, я задержу тебя возле первого патруля, чтобы сдать куда следует за эти слова?

— Не прикидывайся, знаю, чем ты дышишь. Чем могут дышать советские люди, попавшие в такую западню? Не маши руками. Я даже знаю о твоей работе… Не пугайся, не пугайся, однако. Я говорю только о твоей служебной работе. Наш советник не нахвалится, в пример нам тебя ставит. Но я не такой, чтобы верить каждому слову этого сального мешка.

— И ошибаешься… Работаю действительно так, что он имеет полное право и похвалить и в пример прочим поставить.

— Постой! Постой! Наконец, кто ты такой? Кем ты стал теперь? — И в голосе Адама Лявоновича послышались явно тревожные нотки.

— По службе — начальник русских паровозных бригад. Примерный начальник. Не за страх, а за совесть ремонтирую паровозы. Это официально.