«Ах ты, ухо собачье!» — усмехнулся про себя Заслонов и, вернувшись на свое место, примостился немного подремать, чтобы кое-как провести свободное время до Минска.
18
На вокзале в Минске Заслонов заметил представителя пушной фирмы, который на этот раз не лез на глаза, а держался на почтительном расстоянии.
Инженер направился сразу в здание департамента восточных дорог. Здесь он узнал, что сам советник хочет до начала совещания встретиться с ним для служебного разговора. Вскоре он сидел в его приемной, а «спустя несколько минут какой-то военный чин, видно из личной охраны советника, пригласил его в кабинет. За огромным столом сидел, расплывшись в кресле, сам господин советник. Обвислые, жирные щеки, маленькие уши, еле заметные в обрамлении седых волос, оттопыренная нижняя губа — все это напоминало бульдога. Только голос не соответствовал тяжеловесной, громоздкой фигуре. Когда господин советник заговорил, Заслонов даже оглянулся. Ему показалось, что говорит кто-то другой. До того тоненький и писклявый голосок у чиновника. А когда тот привстал, чтобы поздороваться с инженером, Заслонов удивился еще больше — господин советник нисколько не стал выше, чем тогда, когда сидел. Он напоминал куб, насаженный на короткие и тонкие ножки.
— Так вы и есть инженер Заслонов? Слыхал, слыхал. Приятно познакомиться с вами. Ну, садитесь, рассказывайте, как у вас дела? Вы, кажется, паровозник? Очень приятно. У меня сын — конструктор паровозов. Я слыхал, вы критически относитесь к системе наших паровозов?
— Дело не в системе, господин советник. Паровозы неплохие, но, видите ли, они не приспособлены к нашему климату и очень часто выходят из строя, как бы ни старались машинисты.
— Да, климат у вас суровый, можно сказать, беспощадный климат. К нему трудно приспособиться не только нашим машинам. Проклятый, можно сказать, климат, иначе его не назовешь… Да-а-а…, Но я вызвал вас не для разговоров о климате. Передо мной сведения о работе некоторых депо. Должен сказать, работаете вы неплохо… Не подумайте, что я собираюсь хвалить вас, нам нужна еще лучшая работа, значительно лучшая, чтоб наши поезда ходили так, как ходили они в Германии до войны, минута в минуту по графику. Вы знаете, что наш транспорт был и остался первым в мире по точности движения?
— Русские железные дороги добились перед войной отличных показателей…
— Вы так думаете? Напрасно думаете, напрасно. И вообще нужно всегда внимательно слушать, что говорят старшие, я не собираюсь и не собирался вступать с вами в дискуссии… Да-а-а… А теперь я хочу спросить: чем вы можете объяснить определенные, я уже говорил… неплохие успехи вашего депо?
— Извините, но я не уполномочен делать отчет. У нас в депо есть господин Штрипке, наш шеф, это его прямая обязанность.
— Это не имеет существенного значения. Мы собираем сегодня главным образом русских работников, которые работают на нашем транспорте. Мы интересуемся их технической мыслью. Поэтому я и предлагаю вам высказать свои личные соображения.
— Они очень простые, господин советник. Во-первых, это дисциплина…
— О да, дисциплина — это основное, без дисциплины великий германский народ не имел бы таких блестящих побед!
— Затем образцовый порядок в каждом цехе. Каждый рабочий должен знать, что он будет делать и что он должен сделать за день,— одним словом, точный учет самой работы и производственных возможностей каждого рабочего в отдельности. Ну конечно, точные графики работ, в которых учитывается все, до самых последних мелочей.
— О да, да, планы играют исключительную роль во всяком деле.
— И мы еще учитываем один, пожалуй самый главный, фактор успешной работы. Это — сознательность рабочих…
— Сознательность? Гм… Я лично считаю это несущественным. Пускай будет сознательный или несознательный рабочий, для нас это не имеет никакого значения, лишь бы выполнял свои обязанности, свою норму.
— Но сознательный рабочий господин советник, не только выполняет, но и перевыполняет норму.
— Это немного пахнет большевизмом. Вы большевик?
— Я беспартийный, господин советник. Но большевизм здесь ни при чем. Если рабочий знает, что его работа приносит пользу, он тогда горы перевернет и других заразит своим энтузиазмом.
— А какую же пользу видит рабочий, скажем откровенно, русский рабочий, работая на нас? Мы с вами, как люди дела, смотрим трезво на вещи: особых привилегий мы не даем. К тому же неизбежные трудности войны и так далее. Какую же пользу вы имеете в виду?
— Какую пользу? — смутился на минуту Заслонов.— Я имею в виду определенную градацию в заработной плате, не помешают и кое-какие премии за лучшую работу, увеличенная оплата за перевыполнение норм и тому подобное.