Незабываемые дни

— Что это? — тихо спросил Игнат, глядя туда, где только что погасли зарницы, а сейчас начало заниматься нечто подобное зареву.

— Это наши паровозы. Ихняя работа. Однако нам нужно торопиться, чтобы быть на месте засветло.

Шли молча. Анатоль думал о своем славном паровозе. Уже давно появилась у хлопцев мысль увести от немцев свои паровозы. Но не прекращалась работа, одно задание сменялось другим, нельзя было нарушать налаженного распорядка, на угон паровозов не давали разрешения. Когда пятерка товарищей, которыми руководил Анатоль, очутилась под угрозой после взрыва электростанции, ему приказали вывезти хлопцев из города. Намекнул на паровозы, Разрешили. Результат, кажется, не плохой.

2

Когда начальник полиции докладывал Кубе о последних событиях, гауляйтер сидел, развалившись в кресле, и смотрел в одну точку. Он не перебивал докладчика ни репликами, ни вопросами, о чем-то думал и нервно комкал в пальцах сигарету. Генерал давно окончил свой доклад и стоял, слегка наклонившись к столу. Пальцы его рук слегка дрожали. Начальник полиции волновался.

— Может быть, вы, господин гауляйтер, хотели бы сами посмотреть арестованных?

Кубе встрепенулся:

— А для чего мне смотреть на них? Вы что, не насмотрелись сами?

— Извините, господин гауляйтер. Я сказал это, имея в виду, что вы лично иногда допрашиваете важных преступников…

— Если я допрошу их, электростанция станет работать?

— Извините, господин гауляйтер, это уже от меня не зависит.

— Что же от вас зависит, наконец, господин генерал?

— Но, извините, жандармы…

— Что жандармы? Их мало, жандармов. Здесь миллионы жителей, а жандармов у нас всего несколько тысяч. Передайте начальникам полицейских войск, что я добьюсь распоряжения об отправке на фронт бездельников. Я заменю их инвалидами, бывшими фронтовиками. Я недоволен вами, господин генерал! В самое ответственное время, когда дорог каждый танк, каждый лишний солдат, вы преподносите свои подарки. Шуточки, взорвали электростанцию, остановили завод. И он мне, извините, предлагает нечто вроде выставки этих бандитов. Любуйтесь ими сами теперь, если раньше у вас не было времени поинтересоваться их особами. Повесить обоих на воротах завода!

— Есть повесить, господин гауляйтер!

— Что там у вас еще?

— Простите, но не совсем приятные вещи. Западная железная дорога стоит уже несколько часов.

— Да-а-а… веселый сюрприз… Почему вы остановили дорогу?

— Диверсия, господин гауляйтер. Два паровоза пущены навстречу воинскому эшелону. Крушение. Сотни жертв.

— Виновные?

— Исчезли, господин гауляйтер… Оставили только записку в депо.

— Вы скоро, господин генерал, заведете с ними любовную переписку. Ну, показывайте, что они там написали? Интересно, интересно. «До скорой встречи. Дядя Костя».

Здесь господин гауляйтер поперхнулся немного и сразу оставил свой иронический и пренебрежительный тон.

— Послушайте вы наконец, по-человечески прошу вас: прекратите этот спектакль, он чересчур затянулся. Дядя Костя, дядя Костя… Не жалеть средств, поставить на ноги всю агентуру! Обещать высокую награду тому, кто поймает или поможет поймать этого, этого… гм… дядю… Дядю, я говорю вам…

И господин гауляйтер так стукнул ладонью по столу, что перепуганный адъютант высунул на минуту нос из двери, ведущей в приемную.

— Действовать беспощадно. Я прикажу гестапо и СД перетрясти каждый дом на подвластной мне территории, из-под земли достать этого Костю. И если вы, господин генерал, не обеспечите мне выполнения моего здания, вы имеете все шансы попасть в племянники этого… гм… дяди… Можете идти, мелкие дела меня не интересуют.

Господин гауляйтер впервые вел такой серьезный разговор с Герфом, который считался его старым приятелем. Дружба дружбой, а с телеграммами фюрера не шутят. Тот приказывал принять самые суровые меры в отношении каждого, самого высокого чиновника, если тот не справляется с ответственными задачами империи.

Однако тяжело справляться с этими задачами. Кубе вспомнил сотни расстрелов, сотни приказов, тысячи плакатов, листовок, газет, угрожавших расстрелами, повешением. Но покоя как не было, так и нет.

Кубе телеграфно попросил самого фюрера выделить кадровые дивизии, чтобы прочесать весь край и раз навсегда ликвидировать опасность, ежедневно угрожавшую коммуникациям, не дававшую возможности спокойно заниматься тыловыми делами — поставкой хлеба, реквизициями, поисками нужного сырья, рабочих рук.

От фюрера пришла телеграмма с отказом.

Однако спустя день гауляйтеру сообщили, что по распоряжению главной ставки сюда направляются дополнительные полицейские части и среди них почти целая эсэсовская дивизия. Но этого было мало. С этими силами можно обеспечить сравнительный порядок в самом Минске да в двух-трех крупных городах. А кругом все горело, волновалось, не поддавалось никакому успокоению.