Незабываемые дни

— Услуга простая, старик… Ты выпускаешь нас на свободу…

— Ну, ну?

— Оденешь нас во что-нибудь ваше, ну, крестьянское или партизанское…

— Значит, в партизаны хотите подаваться?

— Ах, какой ты, старик, непонятливый. Не в партизаны, а чтобы спрятаться от партизан, понимаешь?

— Ага, понял, а дальше?

— Ну, ты проведешь нас тайными тропками… к нашим, ну, и озолотишься сразу…

.— Сразу?

— А что ж ты думал? Я ведь сказал тебе, что первую часть выкупа мы сейчас же дадим тебе на руки, как условлено, десять тысяч…

— Маловато для начала, но что с вами сделаешь, давай хоть их!

В землянке началась суета. Вскоре Цайт прошептал через отдушину:

— Ну, бери, дед!

Астап, а это был он, не стал ждать, тут же взял пачку марок и, удобно усевшись возле землянки, начал считать их при скупом свете луны.

.— Скорей, дед, скорей!

— Не торопись дуже, деньги счет любят…

Он аккуратно откладывал бумажку к бумажке, внимательно присматривался к некоторым купюрам, пробовал их на жесткость.

— Тут лишняя сотня! — важно сказал он.

— Бог с ней, с той сотней, это тебе на чай…— нетерпеливо откликнулся Цайт.

— На чай так на чай, пригодятся и они! —равнодушно проговорил Астап и, вытащив из шапки суровую нитку, по-хозяйски перевязал ею пачку бумажек и аккуратно положил ее в свое обычное хранилище, в меховую шапку-кучомку. Потом уселся еще удобней и начал набивать табаком трубку. Долго, кряхтя, высекал огонь из кремня.

Из огнива летели искры, но желанного дымка не появлялось. Даже безразличный ко всему Цобст и тот, наблюдая за дедом через щель в двери, начал беспокоиться, предложил деду специальный фитиль. Но дед отказался.

Наконец беленькая струйка дыма завилась в воздухе, и трубка Астапа заискрилась под медным колпачком.

— Любота! — ни к кому не обращаясь, сказал Астап, посматривая на редкие кудрявые облачка, в которых плавала луна.

— Торопись, однако, старик, & то скоро начнет светать! — с явным нетерпением проговорил Цайт.

— Успею со своими козами на торг, куда торопиться?

— Торопиться, конечно, не нужно, но открывать дверь уже пора. Снимай замок, старик! А может быть, ключей у тебя нет?

— Ключи для вас у меня есть всегда, вот они,— и Астап любовно погладил свой автомат.— К любому фашисту подходят, отпирают в один секунд.

— Пора, старик, не до шуток, оставь их на другой раз…

— А какие мне, к лиху, шутки с вами! А ну, отойдите от дверей да прекратите разговоры, законов, что ли, не знаете? Сейчас же, а то стрелять буду! — и Астап стукнул затвором.— Я вам такой фитиль вставлю, что и на ноги который не встанет. Ишь ты, начали дураков искать, я вас отучу от такой привычки навсегда, волчье мясо! Вот доложу командиру об этих деньгах, так, может, кто-нибудь и на расстрел пойдет за такие штучки… Не люди, а щенки, прости господи…

Астап выругался и умолк. С ним уже не вступали в споры, не делали и попыток возобновить переговоры. Пленные забились, как мыши, в дальний угол землянки и проклинали в душе самонадеянного Цайта за его совершенное знание характера русского мужика.

Утром пленных вывели из землянки и посадили на крестьянскую телегу. Они уже ни о чем не спрашивали. Ехали молча, думая и гадая, куда и зачем их везут. Ночью через стены шалаша, в котором их временно поместили, услыхали они гул самолета. А вскоре усиленный конвой повел их на опушку леса к широкому и ровному полю.

Перед самой посадкой к пленным подошли два человека. В одном из них Цайт узнал батьку Мирона, а в другом Геллер узнал Заслонова, о чем он успел шепнуть несколько слов Цайту и его спутникам. Как ни были обеспокоены гитлеровцы неизвестностью своей судьбы, они с любопытством посмотрели на Заслонова, о котором так много слыхали. И почти у каждого из них возникла одна и та же мысль: как могло случиться, что такой незаметный с виду человек побеждает их воинские части, берет в плен и делает такие дела, что немецкие солдаты начинают пугаться одного имени этого человека? Конечно, все это можно сказать и про этого батьку Мирона. Ответа на свои мысли они не находили. Но не было уже и времени долго размышлять. Мирон распорядился делать посадку. Перед этим он сказал несколько слов пассажирам:

— Всем известно, как стремились вы попасть в Москву. И вот мы с товарищем Заслоновым решили удовлетворить ваше желание. Вы будете в Москве. Надеюсь, что будете держать себя по-человечески и в дороге и там. Кстати, господин Цайт, примите квитанцию на десять тысяч сто марок, принятых от вас часовым, и, согласно его словам, переданных вами в фонд обороны.

— О, да, да, я очень благодарен вам…— растерянно пробормотал Цайт.

— Не стоит благодарности, — ответил Мирон.—Ну что же, пожелаем вам хорошей дороги…

Спустя минуту самолет оторвался от земли и быстро скрылся в темени ночи.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

1

В зале первого класса Брестского вокзала всегда людно. Офицеры из эшелонов, идущих на Львов, Минск, Смоленск, Белосток и другие города, особенно младшие офицеры, как мухи облепляли стойку буфета, ресторанные столы. Станция Брест превратилась в широкие ворота для гитлеровских пополнений, снятых с западноевропейских фронтов боевых дивизий.