Незабываемые дни

— Послушайте, вы, не знаю, кто вы, откуда явились сюда, я сейчас же прикажу арестовать вас, и вы будете немедленно расстреляны… как… как…—полковник подбирал нужное слово, — как партизанка-подпольщица.

— Вы не сделаете этого…— спокойно проговорила — девушка.

— Странно, однако… Мой служебный долг, честь –командира обязывают меня сделать это. Достаточно мне позвонить — и вы попадете в тюрьму…

— И все же вы так не поступите.

— Почему?

— Вы не сделаете этого во имя своей родины.

— Кто вас послал сюда? Откуда у вас такая уверенность? Вы явились ко мне, в штаб дивизии, будто в гости к хорошему знакомому.

— Мы надеемся, господин полковник, что станем такими хорошими знакомыми. А теперь могу ответить вам и на некоторые ваши вопросы. Знаем мы о вас всё. Знаем не только о вашем происхождении, о ваших близких. Знаем и от Честка, и от некоторых других чехов, которые находятся теперь у нас. Вы, конечно, можете подумать, что все это только провокация… гестаповская… Но я надеюсь, вы отнесетесь ко мне более доверчиво…— И она достала из своей сумки несколько тетрадей, подала их полковнику. Это были упражнения в немецком языке, переводы разговорных фраз, отдельных слов. Несколько страниц были заполнены стихами немецких поэтов. И вот аккуратно переписанное, правда другим почерком, посвящение к «Фаусту» Гёте. Тут же приписка: «Славной моей ученице на память о наших занятиях». В приписке имя и фамилия ученицы, не было только фамилии того, кто писал.

— Эта ученица, как видите, я… А почерк ничего не говорит вам?

— Да, узнаю руку Честка…

— Это все хорошо… Вы же понимаете сами, что не могла я принести вам письмо от вашего приятеля,—, ведь в случае ареста оно могло стоить вам дорого. И мне, конечно. Что же еще вам сказать? Знаем о вас и от Гросберга.

— Он тоже у вас? — встрепенулся полковник.

— Да, и он у нас. Правда, попал он к нам не совсем обычным путем. Справедливости ради нужно сказать, что особого желания перебраться к нам он не имел.

— Да, да, знаю… Иначе он не мог попасть к вам.

— Я забыла, извините, передать вам привет от «расстрелянного» по вашему приказу партизана Вани…

— Да, да,— невольно улыбнулся полковник.— Хороший он парень, ничего не скажешь…

Полковник на минуту задумался. Потом медленно заговорил:

— Мне кажется, есть основания верить вам. Как вы должны знать, моя дивизия до последнего времени была в известной степени лояльна по отношению к партизанам. Я не против того, чтобы… ну… договориться, конечно совершенно секретно, об определенной зоне, где мои солдаты могли бы без всякой опасности производить необходимые иногда заготовки продуктов. Как видите, я стараюсь…; помогать вам…

Девушка, все время внимательно слушавшая полковника, вдруг рассмеялась.

– Что вам смешно? — холодно спросил полковник, которому смех девушки показался оскорбительным.

— Все это пустяки. Меня послали к вам как к чеху, патриоту своей родины, который, мы это знаем, ненавидит гитлеровцев. И мы хотим, чтобы вы действительно помогали нам. Мы предлагаем вам принять активное участие в одной операции.

Полковник медленно потирал левой рукой лоб, будто у него болела голова. Или он никак не мог собраться с мыслями? Наконец он заговорил:

— Я понимаю вас и не удивляюсь ни вашей горячности, ни вашей ненависти к гитлеровцам. Но вы совсем, мне кажется, не понимаете положения, в котором очутились мы, чешские солдаты и офицеры. Оно куда сложней, чем вы думаете. Судьба каждого из нас тесно связана с судьбой десятков и сотен людей там, на родине. Я уже не говорю о близких, о родственниках. Мы ставим под угрозу лютой расправы сотни и сотни людей.

— А вы знаете, господин полковник, что со многими из ваших близких людей гитлеровцы расправляются независимо от ваших поступков?

И девушка назвала несколько имен, фамилий, при упоминании которых полковник насторожился, а в глазах у него можно было увидеть растерянность и нечто похожее на немой вопрос.

— Позвольте! — наконец встрепенулся он.— Откуда могут быть у вас подобные сведения? Это неправда! Этого не может быть.

— Эти сведения вы можете найти в гестапо, которое старательно пресекает все ваши связи с родиной. Мы можем познакомить вас с подобными показаниями того же самого Гросберга. Наконец, вы и сами знаете о Лидице. Не может быть, чтобы до вас не дошли вести об этом ужасном злодеянии. Но ближе к делу, господин полковник. Должна вам сказать, что мы теперь настолько сильны, что имеем связь и с теми вашими соотечественниками, которые ведут партизанскую борьбу в самой Чехословакии. Поверьте мне, полковник, что мы имеем, возможность позаботиться в случае нужды о безопасности того или иного человека у вас на родине, который, скажем, особенно дорог вам. И еще я хочу сказать, что не обязательно открыто переходить к нам.

Можно сделать хорошее дело и без этого. Наконец, можно переход к нам, если будет ваше желание, облечь в такую форму, что сам Гитлер зачислит вас в герои, в мученики за великое дело «новой Европы»… Вас могут при случае украсть… Если такая перспектива, скажем, будет вам не по вкусу, вы можете просто попасть в плен.