Незабываемые дни

Действительно, посконная рубаха на человеке, который лежал уткнувшись лицом в ледок, темнела пятнами запекшейся крови. Одна рука была подвернута, другая вытянулась вперед. Под скрюченными пальцами разрытый песок, иглица.

Девушка взяла руку, пощупала пульс. Несколько минут стояла на коленях тихо. Дядька видел, как дрогнули ее веки.

— Живой… Дяденька, бегите к ручью, несите воды. Да не волнуйтесь вы так, послушайте, что я вам скажу.: На телеге чайник к моему чемодану привязан, возьмите его.

Вскоре они вдвоем осторожно вытащили человека из-под куста, положили на охапку соломы. Он чуть слышно застонал.

— Боже мой, это же знакомый паренек, я его хорошо знаю…—проговорил дядька, глядя, как быстро девушка расстегнула ворот. .

Под правой ключицей у паренька темнела запекшаяся пулевая рана. Выхода пули не видно, она, вероятно, застряла где-нибудь в лопатке. Правая рука пробита в двух местах навылет, но кость не задета.

Девушка осторожно промыла раны. В ее чемоданчике нашелся пузырек с йодом. Разрезав рубашку, аккуратно забинтовала плечо, руку. Все это делала уверенно, быстро,—дядька даже удивился:

— У вас, госпожа учительница, все так ловко выходит, будто у заправского доктора. Но что же с парнем будем делать?

— Надо везти скорей, ему необходим доктор.

Они подняли хлопца на телегу, хорошенько обложив его сеном, чтоб ему было удобней и мягче. Только теперь девушка могла не торопясь разглядеть его лицо. Какой он худой, бледный, с прозрачно-синеватой кожей под глазами! На лбу прилипло несколько хвойных иголок. Всклокоченные русые волосы в пыли. Нижняя губа распухла,— видно, прикусил ее от боли. Всматриваясь в лицо паренька, она вдруг вспомнила, что где-то видела его. Только не летом, а зимой, был он тогда в кожушке и папахе, которая делала его более взрослым и каким-то не по-детски строгим. С необычайной четкостью встал перед ней и небольшой чугунок с вареной картошкой, возле которого так старательно хлопотали и он, и его меньшие братишки.

— Лявонка? Проводник? — будто самой себе проговорила девушка.

— Он, госпожа учительница. Видно, стряслась беда и с другими, Лявонка обычно один не ходил.

Уже вечерело. Из лесных низин потянуло сыростью. Ехали молча, прислушиваясь к лесным звукам и думая все об одном: о загадочном происшествии в лесу.

7

Их доставили к Бохану из отряда Капуши, где они были задержаны на заставе.

— Вас задержали наши партизаны?

— Нет, товарищ начальник, мы сами пришли к партизанам, чтобы они отвели нас в штаб.

— В какой же вам штаб нужно?

— В самый главный, товарищ начальник. Мы к Соколичу посланы делегатами.

— Что ж, приятно познакомиться. Прошу ваши документы.

— У нас нет никаких документов.

— Нету…— механически проговорил Бохан, и по выражению его лица трудно было разгадать, о чем он думает, присматриваясь к стоящим перед ним двум человекам.

На одном брезентовая куртка, штаны из домотканого крестьянского сукна, собственного производства шапка западного образца, одинаково удобная и зимой и летом. Правда, эта простая одежда не очень шла ему, казалась непривычной для него. Но всякое бывает в нынешнее время, когда люди одеваются так, чтобы не очень бросаться в глаза немцам.

Второй был в городском, правда поношенном и пропыленном в дороге, костюме. В руках он комкал выцветший польский картузик с потрескавшимся лакированным козырьком.

— Извините, но я не знаю, из какого вы отряда? — спросил Бохан.

— Из отряда имени Костюшки,— может, слыхали? — ответил одетый по-городскому.

— О таком отряде мы знаем. Знаем и о других отрядах. Хорошо сражаются с фашистами ваши товарищи. Настоящие партизаны, ничего не скажешь. И вояки из них отличные, и хорошие патриоты. Такие свой народ в обиду не дадут. А вот скажите мне, как относятся наши польские товарищи к эвакуации польской армии в Иран?

— Мы впервые слышим… Вернее, мы еще в апреле знали, что какая-то часть армии Андерса выехала из России. Это и понятно. Ведь вам трудно содержать всю армию, пусть и другие наши союзники помогут, они же не испытывают таких трудностей, как вы, как мы…

— Конечно, это было бы неплохо. Но должен вам сказать, что вся армия Андерса, до последнего человека, выехала в Иран.

— Не слыхали, ей-богу, не слыхали! Может быть, это произошло в последние дни, когда мы были в дороге? Как тебе нравится это, Стасик?

Тот, кого назвали Стасиком, переступил с ноги на ногу, глянул исподлобья на товарища:

— А почему мне это должно нравиться, Юзеф?.. Я и раньше говорил, здесь что-то не так… не совсем я понимаю все эти дела. Сколько времени прошло, как организовали армию, а ни один полк, ни одна дивизия на фронт не пошли. Мы здесь кровь проливаем, мы из последних сил сражаемся с проклятым германцем, а они, видите ли, на юг подались, может быть на теплые воды захотели…

— Ну, ты уж лишнее хватил. Мы с тобой партизаны, не можем мы обо всем знать. А у высшего командования, и у советского, и у других союзников, должно быть, свои планы… Может, тут вторым фронтом пахнет?