Незаконно живущий

А человек в лодке сосредоточил мысль. И, не дожидаясь синхронности действия с природой, замышляющей неладное в перенатуженной воздушной массе, выплеснул очередную думку-подумку. Будто норовил человек избавиться от чего-то слишком назойливого. Словами выплеснул, дабы не возвращаться более к сомнениям.

«Говоря о продолжении этой жизни в вечности, мы заведомо допускаем одну весьма важную ошибку. Потому что вечность обретается в мире горнем. А любое про-дол-жение бывает лишь в мире доль-нем. Не зря сами эти слова похожи своими частями «дол». Но если речь идёт о выходе из мира дольнего в мир горний, то о каком продолжении мы говорим? Если, конечно, не представлять себе мир дольний в виде взлётно-посадочной полосы. Нет, после смерти не бывает ничего похожего на продолжение. А переход означает просто его отпадение. Отпадение продолжения. И где же мы останемся? И с чем? Должна ведь сохраниться хоть малость из того, что мы ощущали раньше, перед тем, как оторвались от взлётно-посадочной полосы, да пустились ввысь из мира дольнего. Должно»…

Время предыдущего размышления, свидетельствовавшего о живом существовании человека в лодчонке и во всём грандиозном мире – точно совпало с часом внезапного затишья над Заливом. И вскоре широкая воздушная струя распахнулась, высвобождая накопленные силы, пока царил недолгий покой, и её щупальца потянулись с чудовищным ускорением вдоль залива. Единая туча взлохматилась тонкими протуберанцами. Вода на поверхности затряслась, используя всю полноту вероятности движения по сторонам.

Человек снова пал на дно судёнышка. Мысль в нём ещё удерживалась. Вместе с душой. Там они, – в длинном и кривоватеньком стебле, стебле-жизни. Хотя, у самого основания появилось суховатенькое заужение. И эта шейка заметно утоньшалась. Однако сей стебель жизни пока доступен взгляду, повёрнутому за спину…

* * *

Домик получился вроде неплохой. Правда, с прочностью вышло не очень достойно. Стены крепкие, а вот крыша вызывала подозрение в надёжной устойчивости. Вроде бы и оригинальная у неё конструкция, но со стенами сцепления маловато. «Доведу до ума попозже», – успокоил себя Сидор-человек-строитель. Придумаю что-нибудь ещё оригинальное.

Новое строение возводилось на склоне выдающегося бугра. А рядышком, на его вершине кособоко возвышался одинокий дуб. Его корневище, нещадно обдуваемое ветрами и обмываемое дождевыми потоками, значительно пооголилось, и суховатые жилы бывших корней переплетались по земле, создавая жёсткое кружево и распространяясь на значительные расстояния вокруг ствола.

Вокруг домика и подле дуба разновеликими кучами тесновато уложены всякие деревяшки – остатки строительного производства. «На дрова пойдут», – оценил он беспорядок, хотя печку ещё предстояло сложить.

Сидор-человек вошёл внутрь свежего помещения и оглядел пока не обжитое пространство.

«Там поставим кровать, широкую; там стол, большой; сюда приладим стеллажи; остальное – под всякие нужды мастерской». – Он медленно кивал головой, глядя на уже подготовленные материалы. Всё для завершения грандиозной работы в области повышения благосостояния человечества и его эстетических потребностей: большие картонные коробки, наполненные подрамниками с холстами, листами и рулонами бумаги, пухлыми папками, а также специально приспособленными орудиями производства. Затем улёгся на полу в том месте, где предположительно могла оказаться кровать. «А пока отдохнём». Он распластался, раскинув руки и ноги.

* * *

Далеко над известным нам пространством земного бытия вновь собирались ангелы-хранители. Один из них, тот, успешный и не в меру любопытный соплеменник Сидора-ангела, предвкушая жаркую полемику и победу в ней, потирал руки, похлопывал крыльями и блистал глазами. Перед тем он омылся и почистился, чтобы уж никак не ударить в грязь не только умом, но и внешним видом в сравнении с Сидором-ангелом.

Напрасно. Тот явился перепачканным сажей совершенно донельзя.

* * *

Незадолго до того, далеко под миром небесного бытия, временно оставленного нами, в земном трёхмерном пространстве обитания людей, Сидор-человек чуточку прикорнул. Он так поджидал свою невесту. Другую, конечно. «Другиня», – пролетело слово у него в голове, и он хихикнул, мысленно приветствуя Рериха и Тредиаковского, которые придумали и закрепили замечательное слово-имя. Та, первая невеста, упомянутая раньше, не дождавшаяся свадьбы из-за опоздания жениха, только облегчённо вздохнула и перекинулась на вполне накатанный путь, ведущий к семейному счастью при муже серьёзном, имеющем амбициозную цель, и знающем приёмы её достижения. «Да и фигурка у неё не ах, вообще неказистенькая», – ещё в ту пору успокоил себя труженик на все руки, а теперь с желаемой уверенностью подтвердил ненужность особо печалиться по ушедшему неизвестно чему. О проделках скрытного друга он ничего не знал.

Теперь Сидор-человек поджидал казавшуюся по-настоящему свою женщину. Другиню.