Незаконно живущий

Он и спрыгнул. Вода тёплая и чуть ли ни густая. Плотно обнимающая.

Тут в самый раз поднялась волна, и с её гребня удалось увидеть удаляющийся огромный пароход. «Угу, – подумал купальщик, хихикая, – спасибо, что прямо на меня не наехал». Лодочку, тем временем, отнесла подальше другая волна. Догнав её и уцепившись в борт, купальщик поступил опрометчиво. Лёгкий чёлн и без того накренился на один борт из-за действия очередной волны. Оба усилия сложились, и вода ринулась внутрь лодки, почти мгновенно её залив доверху и погрузив прямо в собственную толщу. Одни только вёсла и остались на поверхности моря. Пловец обхватил их локтями, вынужденно соображая: «эдак никуда не уплывёшь». Он оставил их на свободе и даже подтолкнул в торчики. «Плывите, куда пожелаете, сиротушки». Вместе с тем, сколько человек ни старался грести к берегу ногами и руками, тот нарочно удалялся, сжимая полоску земли. Будто некий замедленный водяной вихорь мощно кружащимся хвостом уносил пловца в открытое море. А сил становилось меньше и меньше. «Хм, – подумал наш герой, – вот, оказывается, каким манером должна прийти смерть моя… и наследника нигде не оставил»…

Надо ещё сказать: человека ждала невеста по возвращении с южных морей. Заявление в органы гражданского состояния подано, а срок реализации закончился ещё неделю назад. Опоздал человек на свадьбу свою.

Между прочим, а что сталось бы, возвратись он вовремя? Трудно сказать. Пожалуй, тоже смерть. Угу. Похожее на смерть. Но иную. Впрочем, разница почти отсутствует. И это стало понятно потом. Правильнее сказать, недавно.

Тем временем, поднялся ветерок, откуда ни возьмись, и стал хозяйничать на берегу. Воздушные струи подхватили оставленные там непринятые местным человечеством плоды трудов человека, принудили их немного поиграть, и, одержав победу, опрокинули в море-окиян. А тёплые воды с готовностью тоже принялось играть с плодами трудов человека. Раскачивали на своих волнах подрамнички с холстами, картонки, планшетики, листы да рулончики бумаги, – всё с изумительными изображениями. Да разноформатные папочки да с умными текстами расстегнулись, показывая размытости вместо слов. Тёплые воды относили гениальное, однако "не наше" творение вдоль берега по направлению к скалам, а там и выбрасывали все его части на острые каменные зубы да стаскивали обратно, вверх, вниз, растерзывая бывшее искусство глубокой и несравненной мысли – в мокрые, невзрачные клочья…

* * *

Скандинавский студёный ветер остановил свой напор воздуха. Тучи выровнялись в единое тяжёлое беспросветное тело. Вода в Заливе перестала кипеть. Природа замерла. Человек, обретший себя на дне лодчонки, попытался слегка выпрямиться, повернул голову обратно вперёд и приподнял её, глядя на единственную ровную тучу, не имеющую ни начала, ни конца. Мысль, свидетельствующая о его существовании, тоже несколько распространилась и вывела из себя занятное суждение.

«Вечность, – выкинула мысль вечную же тему, – что нам известно о ней? Догадки. Лишь догадки. Домыслы. Но мы хорошо знаем о чём-то будто бы похожим на неё. О продолжении. Нам вечность охотно представляется почему-то именно продолжением. Наверное, потому что привычно. Мы наблюдаем его сызмальства и повсеместно. Туча, например. Долгая-долгая. А ещё – любое движение. Закончилось, да снова продолжилось. Или взгляд. Он продолжается куда-то в бесконечность. Род. Ему само собой предписано продолжение. И сим продолжением каждый из нас тоже является. Всюду имеет место быть продолжение. Конца нигде не видать. И даже если неприкрыто видится конец земного бытия, настолько явный и неподдельный, что в мысли нет и доли сомнения о его прекращении здесь, – мы всё равно изыскиваем вокруг некое неизбежное продолжение этого бытия в других местах. Уверенно, вперемежку с колебанием. И находим. Ибо оно всегда обязано быть. Без него и мира-то не существует. Вот и понятно, почему вечность нам чудится тоже именно продолжением…