Незалеченные раны. Как травмированные люди становятся теми, кто причиняет боль

Вторая ситуация произошла, когда я начала работать с женщиной, желавшей уйти от мужа после многих лет постоянного контроля. Он отвратительно вел себя по отношению к ней и детям, но мастерски скрывался за маской «хорошего» мужчины. Никто за пределами их семьи не знал о происходящем, и это типично для насилия со стороны интимного партнера и принудительного контроля. Уйдя от него, женщина боялась, что он покончит с собой, так как он сказал, что хочет умереть. Я охарактеризовала это как очередную попытку контролировать ее, поскольку нас учили так говорить об агрессорах, угрожающих самоубийством. Я порекомендовала ей связаться с экстренными службами, если ее действительно это беспокоило. Это мало ей помогло, поскольку он действительно покончил с собой. На тот момент я считала его поступок проявлением гнева и тотального контроля, но сейчас я оглядываюсь назад с ощущением ужаса и глубокого сожаления. Суицид, в отличие от угрозы его совершения, никогда не является формой контроля. Чтобы осуществлять контроль, необходимо быть живым, а этот человек выбрал форму суицида, которая не оставляла ему шансов выжить. Да, он мучился, возможно злился, был уничтожен потерей своей роли в семье и разглашением его действий, а также внезапным осознанием последствий своих поступков, однако самоубийство было актом отчаяния, а не контроля.

Вскоре после этого я ушла с работы. Я до сих пор вспоминаю ту семью и жалею, что тогда я не обладала теми знаниями, которые у меня есть сейчас, и не смогла оказать лучшую помощь. Возможно, я не смогла бы предотвратить такой исход, но более решительное вмешательство в то время помогло бы получить тому мужчине поддержку, в которой он явно нуждался, и облегчило бы ношу, которая теперь лежит на плечах его жены и детей.

В моей карьере было много таких моментов, когда я пыталась использовать эту ограниченную парадигму для объяснения насилия в парах, вреда, причиняемого друг другу братьями и сестрами, насилия подростков/взрослых детей в адрес пожилых родителей, а также эпизоды явно двунаправленного насилия в парах. Некоторые наши клиенты действительно были жертвами патриархального терроризма [5] (принудительный контроль, о котором говорят в таких случаях, как убийство Ханны Кларк и ее детей), однако это не относится ко всем.

Я хочу прояснить, что женщины действительно подвергаются большему риску физического насилия (особенно насилия со смертельным исходом и убийства, совершенного интимным партнером) в интимных отношениях, чем мужчины, и что многие случаи насилия являются гендерными (совершаемыми мужчинами против женщин). Однако тот факт, что такое насилие является гендерным, не означает, что оно обусловлено только гендерными нормами. Некоторые его причины кроются в других областях, например привитых мужчинам способах управлять эмоциями или раннем опыте межпоколенческих травм (например, в детстве мужчина был свидетелем насилия в интимных отношениях или его родители имели военные травмы). Однако гендерное насилие не означает, что мужчины не становятся жертвами насилия в интимных отношениях и других форм абьюза. Гендерные отношения в нашем обществе явно весьма проблемные, и организации по борьбе с домашним насилием прекрасно справляются со своей задачей по защите многих женщин (мы нуждаемся в таких организациях и их взглядах), однако мы должны взглянуть на проблему гораздо шире, чтобы ускорить изменения.

Многие женщины становятся жертвами насилия со стороны мужчин, некоторые мужчины подвергаются насилию со стороны женщин, не все мужчины прибегают к насилию, некоторые мужчины ведут себя абьюзивно. Эти факты не являются взаимоисключающими, и признание каждого из них в качестве реальности не отрицает боли, причиненной отдельно взятым жертвам. К сожалению, текущий общественный дискурс характеризуется поляризацией, сильнейшим гневом и необходимостью встать на чью‑то сторону. В ответ на любое утверждение о насилии против женщин раздаются крики о «не всех мужчинах», и такое же количество гнева обрушивается на мужчин каждый раз, когда СМИ сообщают об очередном серьезном преступлении против женщины. Когда я вижу это, то часто вспоминаю выражение «кто не с нами, тот против нас», и такие крайности ни к чему не приводят, разве что к тому, что мы оказываемся в состоянии стагнации.

Расхождение во мнениях и ярость типичны в случаях, когда кому‑то причинили сильную боль, в том числе многим жертвам насилия со стороны интимного партнера.