Незалеченные раны. Как травмированные люди становятся теми, кто причиняет боль

Однако нам все же известно о нескольких путях [9] к убийству, совершенному интимным партнером (как правило, мужчины убивают женщин), что позволяет нам оценить риск. Например, на основе изучения типов преступников, убивших интимного партнера, мы пришли к выводу, что убийца Ханны Кларк [10] относится к преступникам с фиксированной угрозой [11] и что в таких случаях может быть полезно наблюдение со стороны полиции в совокупности с психологической помощью. Это значит, что мы должны сосредоточиться на идентификации людей высокого риска, понять их траекторию действий и работать с потенциальными жертвами и агрессорами, предполагая, что убийство может быть совершено. Для этого необходим надежный инструмент оценки риска. Создание и тестирование инструментов оценки риска – это очень сложный статистический процесс, и он не ограничивается тем, чтобы просто сказать: «Итак, какие, по нашему мнению, есть маркеры риска?»

С помощью такого подхода в стиле «разработка комитетом» были созданы инструменты в области борьбы с насилием со стороны интимного партнера, включая «Общую систему оценки рисков», разработанную в Виктории. Тем не менее, в настоящее время оценка риска насилия со стороны интимного партнера лет на 20 отстает от оценки риска других типов насилия. Возможно, именно по этой причине многие случаи высокого риска остаются без внимания. Если инструмент плохо настроен, мы не знаем, что он на самом деле оценивает (риск любого происшествия? риск насилия? риск убийства?), и жертвы, которые на самом деле находятся в группе высокого риска, могут быть ошибочно отнесены к группе низкого риска (это может привести к смерти) и наоборот. Нам следует различать степень риска, потому что агрессоры и жертвы, относящиеся к группе высокого риска, должны получать максимальное лечение и поддержку, и нам нужно понимать, как распределять ресурсы. У нас недостаточно ресурсов, чтобы предлагать всем одинаковую помощь, и в любом случае это бесполезно [12].

Еще мы подводим жертв, обесценивая пережитый ими ужас или отмахиваясь от их тревог, как мы это часто делаем с жертвами домашнего насилия и сексуального насилия, пережитого в детстве.

Мы подводим их, когда отказываемся их замечать или оказывать помощь всем жертвам, и такое иногда происходит с жертвами‑мужчинами, пострадавшими от насилия со стороны интимного партнера или сексуального насилия в детстве [13]. Относительно недавно мы поступали так же с жертвами католических священников‑педофилов.

Я работала со многими жертвами‑мужчинами, и часто их объединяет то, что они не заявляли в полицию о насилии [14] и не искали помощи из‑за стыда, недостатка информированности о насилии, страха, что им не поверят и отсутствия подходящих служб. Неготовность признать, что мужчины тоже подвергаются насилию, непонимание их психологических потребностей противоречат нашему стремлению предотвратить насилие, учитывая связь между абьюзом, пережитым или увиденным в детстве, и совершением насилия во взрослом возрасте [15].

Эти факты неоспоримы и просты: многие мальчики (и девочки) [16] в детстве становятся свидетелями и жертвами насилия, в том числе домашнего, и некоторые из этих мальчиков (и девочек) позднее тоже будут прибегать к насилию в своей жизни и своих семьях. Как правило, это хотя бы частично объясняется травмами, которые они получили. Мы не воспринимаем этих детей как жертв, и, как только им исполняется 18 лет, они сразу становятся для нас преступниками. Именно это в настоящее время происходит в правовой системе и социальных службах. Службы, работающие с несовершеннолетними, воспринимают молодых людей, прибегающих к жестокости, как тех, кто нуждается в помощи, а не наказании. Они прилагают большие усилия, чтобы их понять, поддержать и реабилитировать. Однако большинство этих служб резко бросают человека, как только он становится совершеннолетним, хотя у него остается мозг подростка [17]. После этого делается упор на лишение свободы. Мальчики, которых мы в службе защиты детей считали жертвами домашнего насилия, по достижении 18 лет превращались в преступников, если они проявляли агрессию, подобную той, какую они привыкли видеть в семье. Многие из них еще в подростковом возрасте привлекают внимание полиции и получают официальные обвинения, когда наносят другим такие же травмы, какие они сами получили [18].

Мы подводим жертв, разделяя их по возрасту и разграничивая жертв и агрессоров. Мы подводим их, когда забываем взглянуть на жизнь человека в целом и различные роли, которые он берет на себя в разных отношениях. Мы подводим их, когда навешиваем на них ярлыки и подвергаем их классификации, загоняя людей в ловушку определенной системы.