Незалеченные раны. Как травмированные люди становятся теми, кто причиняет боль

Теперь я понимаю, что говорить такое – все равно что напрашиваться на неприятности. Меня много раз отчитывали за то, что я приходила на работу и говорила, что «все спокойно». Все мы твердо убеждены, что, как только мы скажем нечто подобное, наступит хаос. Что касается вышеописанной ситуации, прошло всего несколько месяцев, и вот я, не в силах заснуть, сидела и встревоженно смотрела на входную дверь. Несколько дней меня мучили мысли о клиенте, у которого были очень яркие фантазии об убийстве и сильное желание убивать. Однажды поздно вечером я внезапно представила (в контексте ПТСР это называется «интрузия»), как он врывается в мой дом с оружием.

Я понимала, с чем это было связано: я устала, очень устала после двух лет жизни и работы в пандемию. Я эмоционально выгорела, работая шесть дней в неделю на трех должностях. Я не заботилась о себе привычным образом (йога, поездки, чтение не на тему психологии, время на природе и т. д.). Мои клиенты опаснее остальных, и, хотя судебные психологи привыкли к повышенному риску, я начала уставать.

Вы возлагаете на себя большую ответственность, понимая, что человек может кого‑то убить или изнасиловать, если вы что‑то упустите или не заметите тревожный признак.

После серии локдаунов я чувствовала себя изолированной и одинокой, и на этом фоне я проезжала по району, где один из моих клиентов не так давно пытался совершить нападение. Хотя эта попытка, к счастью, не увенчалась успехом, у меня все равно пробежали мурашки по коже при мысли о его страшном замысле и о том, чем все могло закончиться. Я перестала контролировать свои мысли и представила эту сцену, хотя я никогда так не делаю, понимая, насколько яркие картины рисует мой мозг и насколько быстро они могут завладеть моим разумом. Я нарушила правило, установленное мной же, и быстро поплатилась за это. К счастью, поскольку я знала о заместительной травме и понимала, что я когда‑нибудь ее получу, у меня было представление о том, как с ней работать. Мне удалось свести ее к минимуму, в скором времени отправившись в длительную запланированную поездку. Как бы то ни было, эта ситуация напомнила мне о заместительной травме.

Быть женщиной в мире судебной психологии – значит сталкиваться с некоторыми уникальными трудностями. Например, я практически постоянно слышу о многих извращенных способах, которыми мужчины причиняют вред женщинам, и мне приходится внимательно следить за динамикой в кабинете, чтобы мой клиент не затянул меня в абьюзивные паттерны, к которым он прибегал с другими женщинами. Некоторые мои коллеги‑женщины, работающие с насильниками, часто сталкиваются с нарушением их границ и вопиющим вторжением в их личное пространство, например мастурбацией в их присутствии. Со мной произошло нечто подобное, когда клиент, которого я оценивала на предмет телефонной скатологии (влечение к непристойным телефонным разговорам), начал комментировать мою внешность и сравнивать меня со своей первой женщиной. Он явно испытывал сексуальное возбуждение. Когда такое происходит в профессиональной среде, это особенно оскорбительно, и, когда это случилось со мной, я несколько дней не могла прийти в себя. После подобных ситуаций я сосредотачиваюсь на том, чтобы сбалансировать свои мысли и не погрязнуть в мужененавистнической ярости (да, для этого мне приходится напоминать себе, что «не все мужчины такие»). Я признаю, что вокруг меня есть множество добрых и этичных мужчин. Эта эмоциональная и умственная работа никогда не прекращается, часто не признается судебными и пенитенциарными службами, а также является тяжелой ношей, особенно в тех случаях, когда я одновременно работаю с несколькими клиентами, стремящимися к насилию над женщинами.

Исследований, посвященных способам, которыми женщины‑психологи справляются с этим натиском, и разнице между моральным вредом, причиненным психологам‑женщинам и психологам‑мужчинам, очень мало. Моральный вред – это сильные когнитивные и эмоциональные реакции человека на то, что его вынуждают совершать поступки, выходящие за рамки его морального кодекса, или наблюдать за их совершением. В мире судебной психологии некоторые клиенты вызывают у нас такую реакцию. Один мой клиент сказал, что его шестилетняя жертва «сама об этом просила», и он пробудил во мне много эмоций, которые мне пришлось прорабатывать в свое свободное время. Попытки сохранять нейтралитет и не осуждать клиента, но при этом не вступать в заговор с ним и не принимать его утверждения, требуют огромных энергетических затрат. Бывает, моральный вред наносит сама обстановка, например, когда специалисты по психическому здоровью работают в тюрьмах, где все направлено на наказание, а не реабилитацию. Моральный вред можно получить, наблюдая за травмами, которые наносят коллегам в рабочих командах, где допускается травля, харассмент и жестокость.