Она ждет хоть какой-то реакции, но миссис Бенджамин невозмутима. И тогда до Моны доходит: с какой стати ждать нормальной реакции от такого существа?
– Они размягчают, да? – спрашивает Мона. – Создают ссадины. Делают границы… проницаемыми. И тогда сквозь них можно пройти. Таким, как вы и он.
У миссис Бенджамин каменное лицо, мертвый взгляд, она в спячке. Моне чудится, что в ее лице расслаблены даже те мышцы, которые у людей не расслабляются. Волоски у нее на руках встают дыбом при мысли, что телесный облик миссис Бенджамин – всего лишь кукла, в самом буквальном смысле. И она больше не дает себе труда поддерживать видимость.
– Что вы такое? – тихо спрашивает Мона. – И не говорите, что не можете сказать.
– Не могу, – подтверждает миссис Бенджамин.
– Не говорите, что вам ни хрена не дозволено.
– Не только в этом дело, – отвечает миссис Бенджамин.
– А в чем же?
– Такие вещи невозможно объяснить.
– Почему?
– Как объяснить рыбе, что она плавает в море? Как рассказать ей о течениях, небесах, горах? Разве она поймет?
– А вы попробуйте. Я понятливая.
– Не могу.
– Говорите.
– Не могу. Это вас убьет.
Слышен хриплый, судорожный вздох. Мона, хоть и насторожилась, не сводит глаз с миссис Бенджамин. Потом косится в сторону и видит, что у Парсона дрожат веки. Он хмурится, шевелится и открывает глаза. Смотрит не на пистолет, а прямо перед собой.
– Она не такая, как все, – каркает он.
Миссис Бенджамин с Моной замерли. Тикают и тикают часы.
– Это не значит, что она поймет, – подает голос миссис Бенджамин.
– Можно попробовать показать, – говорит Парсон.
– О чем ты? – спрашивает миссис Бенджамин.
– Какого черта? – вмешивается Мона.
Он не отвечает ни той, ни другой.
– Ты хочешь сказать… взять ее туда? – спрашивает миссис Бенджамин.
– Да, – соглашается Парсон. – И посмотреть, что она сумеет увидеть.
– Кого куда взять? – не выдерживает Мона.
– Это ее уничтожит. Ей, в сознании, не пройти в такие места. Она не то что мы.
– М-м… нет, – признает он. И поворачивается к Моне, вовсе не замечая пистолета. – Она не привязана к этому месту, как мы. Но и не совсем свободна. Ее сюда притянуло против ее воли. Она иная.
– Достаточно ли иная? – сомневается миссис Бенджамин.
Парсон, не отвечая, разглядывает Мону.
Миссис Бенджамин вздыхает.
– Вы действительно хотите увидеть, милочка?
– Что увидеть? – спрашивает Мона.
– Что мы такое. Что мы такое внутри.
– Что мы такое по ту сторону, – уточняет Парсон.
– Чем мы были вначале, – говорит миссис Бенджамин.
– Вы хотите видеть?
– Хотите, мы вас туда отведем?
– До половины дороги, ни там, ни тут?
– Туда, где мы есть?
Мона дрожит. Они говорят слишком быстро, не уследить.
– О чем вы толкуете, черт возьми? Если хотите что-то попробовать, давайте пробуйте поскорей. Только я из пистолета не промахиваюсь.
– У нас нет причин вам вредить, – говорит миссис Бенджамин.
– Но откуда мне знать…
– Вы знаете то, что знаете, – говорит Парсон, – потому что я вас туда провел.
С этим спорить не приходится, но и соглашаться на их предложение Мону не тянет.
– Я думала, это не дозволено, – напоминает она.
– Вы знаете достаточно, – говорит Парсон. – Мы не сможем показать вам ничего нового.
– Ничего такого, о чем бы вы уже не догадывались, – дополняет миссис Бенджамин.
Мона колеблется. Но и отступиться она уже не может.
– Хорошо, – соглашается она.
Миссис Бенджамин с Парсоном переглядываются, лица их расслаблены, как у покойников, слезящиеся глаза сощурены.
– Прошу вас убрать оружие, – говорит Парсон. – Пожалуйста.
Помедлив, Мона опускает пистолет.
– Хорошо, – говорит Парсон. – Итак…
Сначала ничего не происходит, и Мона уже решает, что ее одурачили. Но эти двое не кидаются на нее, даже пальцем не шевелят.
Часы в прихожей перестают тикать. Становится совсем тихо: замерли все звуки, шорохи леса и гул улиц. Стены начинают дрожать и вздрагивать, как барабаны под палочками отчаянного барабанщика, и с каждым ударом становятся все прозрачнее. И вот уже Мона видит сквозь них красные звезды и огромную розовую луну над серым лунным пейзажем. И еще она видит