Нездешние

– Давно ждем, – говорит миссис Бенджамин. – Так давно. Некоторые устали ждать раньше других. Стали беспокойными.

– А что будет, если… оно вернется? – спрашивает Мона.

Парсон и миссис Бенджамин молчат. Медленно поворачиваются, смотрят друг на друга и отворачиваются снова.

– Тогда мы проникнем сюда целиком, – говорит Парсон.

– Граница между нашим и вашим миром, – объясняет миссис Бенджамин, – здесь совсем размыта. Винк не там и не здесь. Одни части больше принадлежат вашему миру – а другие нашему. В тех частях мы и прячемся. Наша истинная суть, настоящее «я» запечатано в маленьких недоступных нишах, плывущих у границ нашего мира. Нас удерживают якоря… – она касается своей головы, – вот эти, спящие у нас в черепах. Мы в безопасности, но пленники. Мы привязаны к этому месту. Заперты в этих телах, без которых не можем обойтись, как зарытые в песок яйца морской черепахи.

– Но если Мать вернется, она освободит нас, застрявших на полпути, – продолжает Парсон, – и тогда мы не будем привязаны к этому месту.

– Наш мир сольется с вашим, – говорит миссис Бенджамин. – Изменится само небо. Мы освободимся.

Понимание кружит Моне голову (и откуда, тупо раздумывает она, они знают про морских черепах?). Она еще не до конца осознала, что видела на той стороне, под красными звездами, среди поблескивающих вулканических полей, но представить, что такое проникнет сюда, будет вольнó делать, что пожелает…

– Зачем вы мне об этом рассказываете? – спрашивает она.

Они молчат.

– Хотели, чтобы я поняла? – не отстает Мона. – Вы меня отправили в лабораторию, чтобы я поняла главное и можно было рассказать мне остальное в обход правил Матери. Вы от меня чего-то хотите. Но чего? Чего вы добиваетесь? Вы не хотите свободы?

– Мы? – переспрашивает Парсон. – Нет, мы этого не хотим.

– Почему же?

Миссис Бенджамин спрашивает:

– Вы любили своих родителей, мисс Брайт?

– У меня был только отец, – говорит Мона. – Нет, он мне не очень-то нравился.

– Почему же вы ждете от нас иного?

Осознавая, что она хочет сказать, Мона таращит глаза. Почему-то из услышанного эти слова ошеломили ее больше всего.

– Так это что… гребаный подростковый бунт?

– Вам легко говорить, – упрекает Парсон. – По дороге к Кобурнской вы миновали границу. Должны были заметить барьер.

Подумав, Мона вспоминает.

– Видела столбы, которые не хотели меня пропускать…

– Да. Это она их поставила. Мы за них выйти не можем. Мы здесь заперты ее волей. Мы живем по ее и только ее правилам.

– Мы не знали жизни, – подхватывает миссис Бенджамин, – пока не попали сюда. Но взросление – это в том числе и необходимость стоять на своих ногах.

– А мы прожили сами по себе тридцать с лишком лет, – напоминает Парсон. – И кое-кто из нас повзрослел.

– В каком смысле? – не понимает Мона.

Двое медлят. На их лицах подлинная робость (Моне удивительно это видеть – неужто то, у них в головах, в самом деле что-то чувствует?), будто им приходится коснуться постыдной тайны.

– Когда мы попали сюда, переняли здешние жизни… случилось то, чего не ожидала и не задумывала Мать, – говорит Парсон. – Мы толком не знали, как поступить с живущими здесь. Мы не знали даже, куда попали. Но кое-кто принялся исследовать свое окружение. И… приспосабливаться.

– Они смотрели ваши телепередачи, – поясняет миссис Бенджамин. – Читали ваши книги. Жили в ваших домах, видели ваши картины. Они учились говорить как вы. Выглядеть как вы. Поступать как вы. И им стало казаться, что здесь они могут обрести нечто, чего никогда не имели. Найти кое-что, о чем и не мечтали. В этом маленьком тихом городке, среди маленьких тихих людей, они могли стать такими, какими никогда не бывали.

– О чем вы? – спрашивает Мона.

Лицо Парсона сводит отвращением. Он оборачивается к Моне и чуть не сбивает ее с ног презрением.

– Они поверили, что могут стать счастливыми.

Глава 36

Слушай.

Дальше по улице, на которой стоит домик миссис Бенджамин, в очаровательном бунгало среди безупречного цветника с ирисами живут мистер и миссис Элм. Газон у них подстрижен, занавески на окнах дивной белизны, прекрасно сочетающейся с голубыми, как яйцо малиновки, оконными рамами. Но неоспоримая радость и гордость семьи Элмов не заметна с улицы, и мало кто ее видел: в гараже у них, полускрытый грудами старых канистр и помятых бамперов от старого «Дагмара», стоит лимонно-желтый «Кадиллак Эльдорадо».

Он выглядит так, словно сегодня куплен, но это только благодаря неустанным усилиям мистера Элма. Вот сейчас он лежит на полу под машиной, впрыскивая смазку и масло из масленки, обрабатывая дивную подвеску. Миссис Элм, стоя в дверях гаража, улыбается и держит наготове кувшинчик с лимонадом.

Лимонад довольно водянистый, весь лед успел растаять. Это потому, что миссис Элм простояла в дверях гаража, с улыбкой наблюдая за работающим мужем, полных четыре дня.

– Красивая машина, Гарри, – говорит она.