Нездешние

Потому что, когда наступает ночь и в небе расцветают голубые молнии, все меняется. Что-то происходит с воздухом. Модерновые постройки и симпатичные белые коттеджи выглядят вдруг не столь безупречными. Уличные фонари тускнеют, а в трубках неоновых ламп обнаруживается множество погибших насекомых, которых днем здесь не было. Люди уже не машут друг другу. Наоборот, они, ссутулившись и потупив взгляды, спешат по домам.

Странные происшествия в ночном Винке – обычное дело. К примеру, многие просыпаются с острым чувством, что кто-то стоит у тебя во дворе, перед домом или за ним. И никогда не знаешь, пришел ли чужак именно к твоему дому, или он – или она – следит за тобой и твоей семьей; он просто здесь, темный и тихий. Что здесь особенно исключительно, это что все сводится лишь к ощущениям, к иррациональной убежденности, какая бывает во сне. Мало кто из жителей Винка в таких случаях хотя бы выглянет в окно, в основном потому, что знают: выглянув, убедятся, что ощущение их не обмануло – чужак действительно стоит на лужайке, темный, безликий и неподвижный, – и, больше того, взгляд на него не останется без последствий.

В Винке есть дома, куда никто не входит и не выходит, хотя на газонах чисто, деревья подстрижены, клумбы в цветах. А иногда ночью, вздумай вы подсмотреть – но вы, конечно, не станете, – вы увидите в темных окнах бледные лица.

Вечерами в Винке обычное дело для человека, выносящего мусор в переулок за домом, услышать вдруг рядом обращающийся к нему голос. Посмотрев, он увидит говорящего за высоким деревянным забором соседнего дома и ничего не разглядит, кроме темного силуэта и света соседских окон, пробивающегося между планками. Что шепчет он, неизвестно, он говорит на неведомом языке, передать который никому еще не удавалось. Человек ничего не ответит – самое главное, ничего не отвечать – и медленным шагом вернется домой, и ничего не скажет жене и родным. Утром от того, кто стоял за забором, не будет и следа.

С утра жители Винка часто обнаруживают, что кто-то порылся на их свалке или примял траву, и не станут ни жаловаться, ни обсуждать этого с другими.

В Винке мало кто держит домашних животных. А те, кто держат, не выпускают их из дома. Питомцы не разгуливают по улицам, поскольку слишком часто не возвращаются утром домой.

На окраинах Винка, там, где кончается лес и начинаются каньоны, со склонов часто слышны звуки флейты и крики, а в особенно ясные ночи видны мигающие огоньки – слабые и неспокойного желтого оттенка – и множество темных фигур, прямо и неподвижно стоящих на камнях.

Люди стараются не забывать. Стараются не забывать свой дом, откуда они приехали. И еще стараются не забывать, что теперь их дом здесь, в Винке.

Жители Винка все это знают, насколько хотят знать. Все это терпят, как дождливый сезон или назойливых енотов. К тому же, что ни говори, не бывает совершенных мест. Всюду найдутся проблемы. К тому же, кто хочет, может договориться.

Глава 16

Подходит третий час ночи, и Том Болан пьян в стельку, пьян как извозчик, невзирая на свой желудок. Он сидит на полу в темноватом коридоре рядом с биржевым телеграфом, и компанию ему последние два часа составляет бутылка «Бушмилла» на 750 миллилитров («почтенной величины», как выражается Болан), и, что касается Болана, по сию пору она была превосходным собеседником, поскольку ни разу не возразила на высказанные им противоречивые утверждения.

Он поплатится утром, и не только похмельем; желудок тоже взбунтуется. Но ему плевать. У него выдались чертовски трудные дни.

Никто из его людей: ни Ди, ни Норрис, ни Циммерман – не мог на милю подойти к Винку, чтобы что-то не стряслось – причем стряслось не в смысле «вляпался в собачье дерьмо», а в смысле: «рояль на голову свалился». Ди в лапшу порезали шины, пока он закупался в лавочке на углу, и еще кто-то воткнул острый осколок льда в подушку водительского сиденья; в благополучном доме Циммермана загорелась проводка (слава богу, его не было дома), так что выгорела и его квартира, и те, что напротив; а Норрис… господи боже, словами и близко не опишешь. Ладно еще, когда он носился, рыдая, покрытый грибными нитями букв, но когда они стали лопаться и истекать слизью…

Болан понимает, что все это – сообщения. В случае с Норрисом – даже в слишком буквальном смысле. Кто-то опознал исполнителей и гонит их из города. Болан понимает, как ему повезло, что он никого не убивал… или что там они сделали.

Болана происходящее задевает лично. Предполагалось, что его люди ничем не рискуют. Болан не считает себя лучшим в мире боссом, но и не станет сидеть сложа руки, когда вокруг его мальчиков кружат акулы.