Айла взвыла, и начальник охраны грозно на неё прикрикнул.
– У нас нет выбора, – объяснила мама. – Они видели ту запись, которую вчера сделала Марф, и знают про гитару.
Пока Айла ревела на диване, папа ушёл в её комнату и показал солдатам тайник. Гитару вынесли и положили в капсулу, припаркованную у дома.
После этого всё немного улеглось, но нам по-прежнему было очень страшно. Солдаты побросали все наши планшеты на обеденный стол и усердно в них тыкали, хотя явно не разбирались в человеческом интерфейсе. Их лидер тем временем допрашивал маму.
– Мы не знали, что это запрещено. Простите, пожалуйста. Нам правда очень жаль. Мы не знали… Это школьная подруга моего младшего. Она взяла планшет без разрешения. Мы даже не подозревали, что она скачала видео. Они дали нам еду и лекарства. Нет, мы бы не стали нарушать закон, но никто нам не сказал, что это неправильно… на нашей планете музыка не под запретом… Нет, мы не выносили её из дома…
У меня создалось впечатление, что допрос идёт неплохо, но, видимо, я ошибся. Два охранника вышли из дома и скоро вернулись с четырьмя парами наручников вроде тех, что я видел на папе по телевизору. Всю нашу технику забрали, а нас заковали и повели наружу, где стояли три капсулы.
Всё это время за ограждением витали протестующие. Сейчас мы их не понимали, но они, наверное, скандировали всё то же самое. Я с ужасом отметил, что рой собрался огромный. Пожалуй, в несколько тысяч особей. Он буквально окружал наш квартал, и в воздухе сильно пахло бензином. Протестующие так разошлись, что то и дело задевали электрический купол – их било током.
Мы были уже на полпути к транспорту, который должен был отвезти нас неизвестно куда, когда толпа за ограждением рассеялась, пропуская другую капсулу. Она пронеслась через ограждение с громким хлопком и приземлилась в паре футов от нас. От двигателя буквально исходил жар – очевидно, капсула очень сюда спешила.
Из неё высыпал целый отряд жури и помчался к нам, выставив перед собой оружие.
Я зажмурился и стал молиться, чтобы этот удар током был не слишком болезненным.
Как оказалось, бежали они не на нас. А на тех жури, которые прилетели первыми. Два отряда столкнулись, где-то по дюжине солдат в каждом, и принялись кричать друг на друга, грозно хлопая крыльями. Купол вспыхнул синим. Толпа тоже вопила не переставая, но теперь к запаху агрессии примешивалась кислая вонь страха.
Меня тоже пугала эта странная ситуация. Я сильно растерялся, особенно когда узнал лидера новоприбывшего отряда – Лини.
– Что происходит? – спросил я папу через шум толпы.
– Не знаю! – ответил он.
Мама стояла слишком далеко, и я боялся, что получу разряд тока, если хоть на шаг сдвинусь с места. Поэтому просто смотрел на это соревнование «кто кого перекричит», чувствуя себя совершенно беспомощным в наручниках размером с тостер. Всё это продолжалось довольно долго, пока жури не сообразили, что ругаться в доме, где их не отвлекают протестующие, будет намного удобнее.
Нас завели внутрь, и там спор между Лини и начальником первого отряда продолжился.
Пока они ругались, а их подчинённые тревожно стрекотали крыльями, недовольные таким ярким проявлением несогласия, мама объяснила нам, что происходит: у неё-то остался переводчик.
– Нас пытались увезти жури из исполнительного отдела. Те, которые отвечают за охрану нашего дома и сопровождают нас повсюду. А новые солдаты, прилетевшие с Лини, – из отдела иммиграции. Лини говорит, они не имеют права нас арестовывать и, пока мы здесь, за нас отвечает исключительно его отдел.
Наконец нашей стороне удалось одержать победу. Наручники сняли, а планшеты вернули – правда, запасные всё-таки не отдали, как и гитару Айлы. После того как солдаты из исполнительного отдела улетели, я вставил наушник и спросил Лини:
– Что это было?
– Ороро из твоей школы продавала незаконные видео с Земли. Те, на которых Айла издаёт звуки, используя некий прибор. Они вызвали сильный эмоциональный отклик.
Мы сделали вид, будто для нас это большая неожиданность, хотя уже и сами обо всём догадались.
– Это плохо? – спросил папа.
Лини задумчиво на него посмотрел.
– Все сходятся во мнении, что эмоции вредны. Однако некоторые считают, что это относится не ко всем эмоциям. Некоторые даже думают…
Тут он осёкся, прямо как директор накануне, когда я задал ему похожий вопрос.
– Что они думают? – уточнила мама.
Лини робко потёр крылья.
– Что существуют позитивные эмоции и следует их приветствовать, а не порицать.
– А музыка вызывает позитивные эмоции?
– Некоторые считают, что да.
– А смех? – вмешался я, и Лини повернулся ко мне.
– Некоторые считают, что и смех тоже.
Тут он снова пошевелил крыльями и добавил:
– Все согласны, что исполнительный отдел не разделяет это мнение. Для них музыка – угроза миру на планете. Сейчас их тайный отряд разыскивает юную ороро, чтобы пресечь дальнейшее распространение видео. Сегодня они пришли к вам за уликами и собирались немедленно отвезти вас на космодром, чтобы отправить обратно на человеческий корабль.
– А это возможно?