Нежданно-негаданно

Но вот за Чернушкой запогромыхивало, за дальним лесом стали сгущаться облака, показалась сине-черная каемочка тучи, подул ветер, зашевелил сено. Все запоглядывали в ту сторону, где темнело, заторопились. «Успеть бы дометать», — думал каждый.

Егор Кузьмич схватил вилы, хоть и обещал Андрюхе не метать, где уж там… полез на крайний стог, на котором один бригадир орудовал «Кабы дело ладно было», не вымочило сено-то. Тут уж Егора Кузьмича не удержишь, да и Антон рад, что подмога подоспела, туча-то рядом.

Мужики, увидя Егора Кузьмича, забравшегося на стог, его разлохмаченную ветром бороду, волосы на голове — принялись ожесточенно орудовать вилами.

А гремит уже совсем рядом, почти над головой. Ветер, как назло, торопит тучу, гонит ее на метателей. Яркие кривые линии кромсают тучу, она кажется еще страшней.

Люди бегают. Все кружится, шевелится, «кипит». Как вроде и усталости никакой не было.

Еле успели завершить зароды — хлынул дождь. Бабы бросились к балаганам, мокрые от пота и дождя. Егор Кузьмич слез с зароду по шесту, поданному кем-то, проговорил:

— Ну вот и ладно дело-то вышло… с сеном будем, — и пошел в окружении мужиков к главному шатру. Он знает, сейчас бригадир достанет откуда-то припрятанную бутылку, подаст мужикам по стопке, после по второй, закусят, появится приготовленное горячее варево — и пойдут несмолкаемые разговоры о хороших нынче травах, об окончании сенокоса, о наступающей уборке… А вечером сиротливо опустеет стан, останутся одни колья от балаганов да палаток, и грустно даже немножко станет. Люди поедут в деревню, по домам, где они сходят в баню, и будут настраиваться на уборочную.

…А Егор Кузьмич не успокоится, пока не начнут уборку, погода по приметам меняться ладит. Он уже сходил к Андрюхе, и только когда тот сказал ему, что через день приступают, угомонился малость.

Утром, когда выкатилось из-за дальней горы солнышко и шаловливо бросило свои первые лучи по серебряным колосьям ржи, а легкий ветерок досушил их от росы и ночной сырости, в поле зашумели комбайны. И когда могучая техника полностью навалилась на поля, то еле успевали возить хлеб на сушильные агрегаты.

И радостно было у Егора на душе, когда глядел на эту уборочную страду. Но не зря Егор Кузьмич волновался, предчувствовал. Ночью пошел дождь, колосья намокли.

Егор Кузьмич посоветовал не прекращать уборку, а скашивать хлеба в валки, которые продует ветром, потом уж молотить.

Сушилки не успевали справляться с поступающим от комбайнов зерном. Соорудили зерноток. У Егора Кузьмича рукава рубахи по локоть закатаны, то он там сует руки в зерно, то тут, проверяет, чтоб не грелось. А как остановились моторы, которые гнали воздух вентиляции, так за Гришкой турнул парня-помощника.

Григорий возился с мотором, а Егор Кузьмич с бабами ворошил зерно лопатами. Некогда уж тут на старость сваливать, кабы не сгорело зерно, такой урожай, да не собрать. Старайся, шевелись…

И только когда поздно вечером заработали механизмы и погнали воздух, Егор бросил лопату и вышел на улицу.

Потемки заволакивали деревню, звезды проклюнулись в небе, и луна народилась. А фары комбайнов резали темень, секли ее лучами и радовали хлеборобов.

И вспомнилась Егору Кузьмичу одна уборка: немец рвется в глубь страны. В деревне из мужиков один Егор Кузьмич. Снежинки опускаются, а бабы жнут серпами оставшееся поле. Да так и не дожали, засыпало снегом. Уж по весне хлеб колосьями собирали.

А комбайны шумят и шумят, немного не достают лучами фар до Егора, бодрят его, и уходят грустные воспоминания, теряются.

…Хоть вот и техника такая и механизировано все, а везде хозяйский глаз нужен. Следующей ночью поднялся ветер, завыл в трубах, а перед утром еще дождь пошел. Егор Кузьмич заторопился на зерноток — все в порядке вроде, пошевелил кое-где зерно, не греется. Зашел в сушилку, там и объект-то не его, увидел — зияет проем в крыше, оторвало ветром два листа шифера, и зерно лежит, мокнет, а поставленный досматривать мужик спит на рогожке. Так влетело от Егора Кузьмича, что, наверное, век помнить будет.

Дело двигалось к концу.

Егору Кузьмичу уже виделось, как не сегодня-завтра закончат они уборку ржи, а он отдохнет немного, поокрепнет и уж не проглядит, когда поспеют яровые. Там он опять подстегнет зазевавшегося Андрюху, подготовятся, и пойдут дела полным ходом. При такой технике неделя-две и закончат уборку, не проморгают, не дождутся белых мух.

Егор Кузьмич видит уже, как день и ночь шумят комбайны на пшеничных полях, а не будут успевать сушилки принимать зерно, так у них зерноток есть, еще построят, если потребуется.