Неживая земля. Воитель

– Да. Ее назвали в честь самой первой звезды, которую повстречал Создатель. Согласно истории, Всеотца направили в нашу бесконечность пространства другие, более могущественные создания. Имен их никто не знает, но мы зовем их Творцами. Всеотец странствовал сквозь миллиарды лет холодной пустоты и однажды заполнил ее бесчисленным множеством галактик. Долгое время он блуждал в космическом мраке и не понимал, отчего творение его не приносит счастья. Безутешный, он испытал сильное, прежде неведомое чувство ко всему, что создал, и назвал это Ненавистью. Одержимый ею, он пытался уничтожить свое творение, но лишь ранил себя. Отец пролил одиннадцать капель крови. Из них, Ненависти и космической энергии родились сверхсильные одиннадцать Сыновей Тьмы – Первые боги, служившие ему и правившие мраком Вселенной бесконечно долгое время. Они считали себя его детьми и всюду следовали за ним сквозь холодную бесконечность. И вот однажды Всеотец увидел ее – яркую, далекую звезду во мраке. Он приблизился к ней, взял в руки и ощутил тепло. Звезда излучала Свет, и он был прекрасен. Всеотец назвал звезду Тэя.

– Как мою маму, да? – переспросил малыш.

– Да, – ответил Иерион, отложил окровавленный скальпель, взял ранорасширитель и шприц с иглой для получения пункции спинного мозга. – При встрече с ней Всеотец испытал новое, удивительное чувство и назвал его Любовью. Он увидел, что Свет Тэи создал нечто новое на многих планетах. Создатель возрадовался и назвал это Жизнью. Он увидел, что именно Жизнь наполняет его творение смыслом. Поэтому Создатель полюбил Свет, который рождает Жизнь. Создавая новые звезды, Он стал нести Свет во все уголки Вселенной. Туда, где уже царствовала Тьма. И она вовсе не хотела делиться со Светом. Тогда Создатель посмотрел на то, что создано Тьмой, не испытал ничего, кроме Ненависти, и назвал это Смертью. Одиннадцать сыновей Тьмы обозлились на Отца. Они решили погубить Тэю и все другие звезды и планеты, на которых зарождалась Жизнь. Но Всеотец не допустил этого. Он отправил Свет и Тьму по разные стороны Вселенной и разрушил проход между ними могучим взрывом, который потряс всю бесконечность пространства и обозначил Начало Мироздания. С того времени Отец сделал так, что лишь воедино Свет и Тьма могли создавать другие силы, управляющие Вселенной. Он назвал это Равновесием. После того как было положено Начало Мироздания, Всеотец отправился к центру Вселенной. Там, окруженный безудержной энергией Света и Тьмы, Он бесконечно долго восседал на звездном троне, поддерживая главный закон Вселенной. Очень долго… до восстания Сыновей Тьмы.

Закончив рассказ, Иерион извлек иглу, отложил ранорасширитель и спрятал шприц с экземпляром спинного мозга в складках одежды. Стряхнув кровь с рук, он направился к выходу, чтобы продолжить эксперименты с образцом в своей келье.

– А как же моя мама? – спросил малыш. – Почему ты не рассказываешь о ней?

Заклинатель остановился, обернулся и долго смотрел на малыша белыми глазами. Он выглядел самым обычным ребенком, и в его лице Иерион узнавал черты маленького, безобразного существа, что когда-то давно создал.

– Потому что она мертва, и воспоминания о ней доставляют мне боль, – ответил Иерион.

Слова тяжело ранили малыша. Сильнее, чем жестокие опыты заклинателя. Он понимал смысл сказанного, его лицо изменилось. Опустив глаза, мальчик глубоко задумался. Его взгляд, еще мгновение назад полный неподдельной детской радости и надежды от одного лишь упоминания о матери, быстро угас, стал пустым и холодным, как пылающие Тьмой мертвые звезды. Иерион ощутил, как внутри ребенка вскипает разрушительная, дикая энергия. Заклинатель положил руку на меч.

– А Тэя… моя мама… она любила меня? – спустя долгое молчание, спросил мальчик так, будто боялся услышать ответ.

– Не думаю. Она была лишена этого изъяна.

– Мамочка… – грустно прошептал малыш.

Он тяжело переживал услышанное, и заклинатель физически ощущал боль, что копится в этом маленьком создании. Его детские, совсем еще маленькие ладони вцепились в края алтаря. Иерион услышал, как камень начал крошиться.

– А что же мой отец? Ведь у меня есть отец? Почему он не заберет меня? – скорее с интересом, чем с прежней надеждой спросил мальчик.

– Твой отец – великий и могущественный правитель. Но при рождении… он приказал скормить тебя химерам.

Лицо ребенка исказилось от ужаса и горькой обиды.

– Химерам? – испуганно переспросил он, глаза вновь наполнились слезами. – Мамочка… за что? Чем я ему так не угодил?

Иерион молчал и с интересом фиксировал происходящие внутри высшего сына Тьмы перемены. Он чувствовал их. Боль и страх пробудили в ребенке нечто новое, источник невиданной силы, которой заклинатель хотел бы овладеть.

– Выходит, я никому не нужен в этом мире… – перестав плакать, сказал мальчик с задумчивой грустью, спрыгнул с алтаря и пошел во мрак, волоча скованные на руках заговоренные цепи.

С того времени малыш больше не сказал ни слова. Каждый раз он приветствовал заклинателя молчанием, отправлялся на алтарь и смотрел, как по острым краям камня стекают ручейки крови.