Нежный бар. История взросления, преодоления и любви

Она потрогала свою руку – ту, что пострадала при аварии. Гипс недавно сняли, но мышцы успели атрофироваться. Рука постоянно болела, а теперь еще и я причинял маме дополнительную боль. Пока мама поправлялась, она не могла работать, и у нас накопились счета. Она волновалась из-за денег гораздо сильнее обычного, и я добавлял ей забот.

– Извини, – сказал я.

– Не извиняйся. Мальчику нужен отец.

Она печально улыбнулась.

– Всем нужен отец.

Мама перебрала свои документы и вытащила старую адресную книгу. Возможно, там найдется телефон сестры отца во Флориде. Мама надела очки и потянулась за трубкой атрофированной рукой. Чтобы не подслушивать, я пошел к себе в спальню и сел за сочинение для Йеля.

Мама дозвонилась до сестры отца, но лучше бы у нее ничего не вышло. Сестра сказала, мой отец не хочет, чтобы его нашли. Ни в коем случае.

– Так или иначе, – сказала мама, стоя у плиты и готовя ужин, – я оставила ему сообщение. Посмотрим.

Рано утром следующего дня у нас зазвонил телефон. Я сразу узнал Голос.

– Папа? – сказал я.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он озабоченно.

– Хорошо, – ответил я.

– Хорошо?

– Да.

– Но когда… как…

Мама выхватила у меня трубку, закрыла микрофон, сложив чашечкой ладонь, и повернулась ко мне спиной, шепча отцу что-то. Позднее она призналась, что сообщение, которое она попросила сестру ему передать, звучало так: Джей Ар тяжело болен и хочет повидаться с отцом – пока не стало слишком поздно. Самая изощренная ее ложь.

Когда мама вернула трубку мне, отец со смехом стал спрашивать, что у нас нового, и вроде даже заинтересовался тем, что я поступаю в Йель. Мне, дураку, это сильно польстило. Он знал, что обучение в Йеле стоит дорого, и подумал, я звоню клянчить у него деньги. Но когда я рассказал про заявления на стипендию, рассыпанные по кухонному столу, отец изменил тон и сообщил, что не против прилететь в Аризону повидаться со мной, если мама пообещает не сажать его в тюрьму. Ей пришлось повторить обещание несколько раз, а мне подтвердить, чтобы он поверил. Ладно-ладно, сказал отец наконец. Он живет в Лос-Анджелесе, работает на роковой радиостанции и прилетит в Феникс на следующие выходные.

Я спросил маму, как мне узнать отца в аэропорту. Я совершенно его не помнил.

– Прошло немало времени, – ответила она. – Раньше он выглядел примерно как… ну, не знаю.

– Как кто?

– Ты.

– О!

Она как раз налила себе чашку кофе и сейчас смотрела в нее, что-то взвешивая.

– Ему нравилось поесть, – сказала она. – Когда-то он был поваром.

– Серьезно?

– Думаю, он набрал вес. Еще он любил выпить, а это влияет на внешний вид. И он начинал лысеть. Наверняка с тех пор полысел еще больше.

– Ты хочешь сказать, мне стоит искать жирную, лысую и пьяную версию себя самого?

Она прикрыла рот ладонью и расхохоталась.

– Ох, Джей Ар, – сказала мама, – ты один можешь меня рассмешить.

Потом внезапно перестала смеяться.

– Да, – сказала она. – Думаю, именно так.

Я стоял возле выхода и заглядывал каждому мужчине в лицо, словно в хрустальный шар. Так я буду выглядеть через тридцать лет? Или вот так? Или вот это – я будущий? Каждый отвечал мне взглядом, но ни один не выказывал признаков узнавания. Увидев, что экипаж покинул самолет, я топнул ногой по земле. Он снова меня обманул! Я думал, отец изменился, но люди не меняются.

И тут из самолета вышел последний пассажир. Раздраженный коротышка, похожий на пожарный гидрант, на полголовы ниже меня, но с моим носом и подбородком. Он выглядел в точности как я, плюс тридцать лет и семьдесят пять фунтов[22], да еще пара слоев мышц. Наши глаза встретились. У меня возникло такое чувство, словно он послал мне бейсбольный мяч через весь терминал, и этот мяч стукнул меня прямо в лоб. Отец пошагал ко мне, и я невольно отступил назад, словно боялся, что он меня ударит, но он заключил меня в объятия осторожно, словно бьющийся предмет, которым я, по сути, и являлся.

От отцовской хватки, удивительной ширины его плеч, запаха тоника для волос, сигарет и виски, который он выпил в самолете, у меня подкосились ноги. Но даже больше, чем тактильные ощущения и запах, меня поразила реальность его существования. Я обнимал Голос. Я успел забыть, что мой отец – человек из плоти и костей. Со временем он слился у меня с другими воображаемыми отцами, и сейчас, пытаясь его обхватить, я чувствовал себя так, словно обнимаю Балу или Багиру.