Нежный плен

- Лихорадки нет, - Ава вопрошающе посмотрела в глаза Годивы. – Это из-за появления леди Анны ты так огорчилась?

- Дело не только в ней, - девушка порывисто провела пальцами по выбившимся из косы волосам. Затем – тяжело вздохнула. Признание давалось ей с трудом. Видя, что Ава ожидает ответа, Годива сообщила:

- Я сама во всем виновата.

Подруга непонимающе посмотрела на прекрасную саксонку.

- Что ты хотела этим сказать?

- То, - Годива снова зашагала по комнате, только в этот раз её шаги были стремительными, будто она куда-то торопилась, - что я сама виновата. Все эти мысли, чувства…

Она резко остановилась и устремила на Аву взгляд, полный боли:

- Я не должна была позволять себе надеяться и давать этим чувствам зародиться!

И хотя имя того, к кому у Годивы имелись чувства, не было озвучено, Ава уже знала – речь шла о Леонардо. Быть может, потому что рыжеволосая женщина сама испытывала неразделенную любовь, или же, из-за своего доброго сердца, но она, прочувствовав сказанное подругой, ощутила, как к глазам подступили слезы. Совладав с собой, Ава тихо произнесла:

- Не бери на себя роль Создателя. Не в твоей власти было погасить эти чувства. Я-то знаю, о чем говорю.

Они обнялись – как родные сестры, разделяя страдания, друг друга. Несколько минут в комнате были слышны лишь всхлипывания. Наконец, Годива спросила:

- Что мне делать, Ава? Как долго еще мне будет больно?

Красивое лицо Авы исказилось от печали.

- Больно будет всегда, по крайней мере, я, каждый раз глядя на Барди, ощущаю эту боль, - она тяжело вздохнула, затем, в глазах ее скользнуло озарение, - ты спрашиваешь меня, что делать?

- Да.

- У меня есть идея, моя дорогая Годива. Но она может оказаться для тебя трудной, хотя бы потому, что это ты очень скромная. И уж, тем более, я не обещаю, что из этого выйдет. Однако, это лучше, чем оплакивать свою судьбу.

- Расскажи мне, - попросила Годива.

Когда Ава ушла, Годива, подойдя к окну, устремила взор вдаль – на горизонте алело заходящее солнце. Последние лучи его, вспыхнув, исчезли. По серому небу, крадясь, заступал осенний вечер. Скоро станет совсем темно. Прекрасная саксонка прижала к груди ладони – её сердце взволнованно стучало. Не знала она, как правильно поступить, да и стоит делать то, что посоветовала ей Ава.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Зал поглотил таинственный полумрак. Лишь тусклый свет канделябров, укрепленных вдоль стен, слегка рассеивал его. Откуда-то издалека раздавалась веселая музыка менестрелей. Огромный стол ломился от угощений – снова утверждая гостей в мыслях о щедрости хозяина замка, Барди. Он, слегка прихрамывая, и только этим выдавая себя, ходил от одного гостя до другого. Почему же выдавая себя?

 Это был не простой ужин, а бал-маскарад. Чего только не придумаешь, дабы удивить и развлечь знатных гостей. Сам Барди, одетый в костюм из темно-синего бархата, и с маской на лице, играл роль одного из греческих богов – Посейдона. У Барди имелся даже трезубец, который стал неплохой опорой для него, и делал его прихрамывание почти незаметным.

То там и тут, на пути хозяину замка попадались игривые нимфы, однако взгляд Барди задержал лишь на рыжеволосой красавице, на голове которой, помимо маски, был закреплен золотой обруч. Пышным облаком рассыпались волосы по светлым плечам. Сердце «Посейдона», как и прежде, екнуло. Это была любовь всей его жизни – Ава. Ах, если бы не его проклятая нога, он бы сделал ей тот час предложение. Но разве захочет столь красивая женщина прожить всю жизнь с калекой? Барди, сжав зубы от досады, направился дальше.

- Ты, как и прежде, выглядишь мрачно, - подойдя к высокому мужчине, облаченному во все черное – тунику, штаны и широкий плащ, делающий фигуру его обладателя еще более давящей и неприступной, произнес Барди.

- Ты ведь знаешь, что подобные вещи не вызывают у меня восторга, - мужчина обвел зал скучающим взором, - другое дело – посиделки у костра, охота и другие мужские удовольствия.

- Ты и здесь можешь устроить неплохую охоту, - Барди усмехнулся, когда одна из нимф бросила в сторону Леонардо жаждущий взгляд.

- Скорее, они на меня, - с едким сарказмом, заметил нормандский лев.

Стоило только Годиве шагнуть в зал, как волнение, прежде сдерживаемое, горячей волной окатило ее с головы до ног. Стало невообразимо душно, горло заныло от жажды. Девушка, сглотнув, заставила себя идти дальше. Неспешно, маленькими шажками, прекрасная саксонка, шла. Глаза Годивы не могли сфокусироваться на чем-то одном, да и возможно ли это делать, когда кругом – столько ярких красок и причудливых нарядов? Словно она окунулась в прошлое – и оказалась в Античной Греции. В довершение всего этого, звучащая музыка и царившая полутьма, усиливали ощущения девушки.