Незнакомец. Шелк и бархат

Тишина резко прерывается громкими возгласами, доносящимися с дороги. Голос Манфреда Ульссона несложно узнать. Судя по всему он находится в разгаре дискуссии, начатой, должно быть, еще от Плоского Холма. Также совершенно ясно, что он не встретил Наполеона и не получил трагического сообщения.

— Ставлю сто крон! Если ты прав, то получишь сотню. Но я в это не верю. Чтобы Агнес, наша Агнес, побежала в эти вонючие лачуги встречаться с этим… с этим…

Его изобретательность дает осечку, когда он пытается найти достаточно грубое ругательство, и его зять может, наконец, вставить реплику:

— Накануне праздника я сам приезжал за ней и увез ее отсюда, а сегодня вечером она сказала Лидии…

— Бабы! Разве можно полагаться на бабскую болтовню? Этот несносный полицейский так напугал Лидию, что у нее совсем не по делу разыгралась фантазия… Смотри, во всех окнах темно, ее здесь нет!

Мы с Эрландом подходим к лестнице, ведущей в дом, однако не только мы оказываемся там, потому что Манфред Ульссон вдруг выкрикивает:

— Эй, кто там? Не свети прямо в глаза, бесовское отродье!

— Агнес здесь, — сухо произносит комиссар криминальной полиции. — Вы можете войти и увидеть ее.

Он подает знак мне и Эрланду зайти в дом. За ними входят Лаге и Манфред. Я не хочу, но безропотно даю втолкнуть себя в дверь. Мне кажется, что Кристер поступает жестоко и отвратительно, когда он без всякого предупреждения откидывает одеяло, обнажая застывшее мертвое лицо.

И если он делает это для того, чтобы проверить их реакцию, то я не вижу, чтобы он что-либо выиграл от этого жуткого эксперимента.

Оба потрясены, парализованы. У Манфреда отвисает челюсть, как будто его самого настигла смерть, он наощупь ищет стул, не находит и опирается об угол стола. Лаге закрывает глаза, словно пытаясь отогнать галлюцинацию. Пот градом стекает по его веснушчатому лбу.

Но что все это доказывает? Один из них — отец убитой, другой — ее муж. Было бы скорее неестественно, если бы они реагировали иначе.

Наконец Лаге говорит едва слышно:

— Волосы… волосы мокрые. Она… утонула?

Кристер, словно не слыша вопроса, снова накрывает ее одеялом.

— Сейчас половина двенадцатого. когда она ушла из дому?

Лаге косится на тестя, но тот не в состоянии ответить.

— Она… я точно не знаю… она взяла машину и уехала… где-то окало семи. Она… она сказала Лещин, что…

Возникает томительная пауза, и Кристер понукает Лаге:

— Что она сказала?

Но Лаге в немом отчаянии качает головой. И тут Манфред разом приходит в себя и вытягивает вперед пожелтевший от табака указательный палец.

— Она сказала, что поедет сюда на хутор, чтобы поговорить с тобой, трижды проклятый убийца!

Эрланд Хек едва заметно вздрагивает. От страха? От удивления?

Кристер холодно продолжает:

— Итак, сна уехала из дому около семи. А любящий супруг и возмущенный отец ждут четыре часа, прежде чем отрядить экспедицию по спасению ее от морального падения.

— Но ведь мы не знали, — стал со слезами в голосе защищаться Лаге. — Лидия ничего нам не сказала, пока мы не начали шуметь, что уже поздно, а Агнес все нет.

Кристер небрежно переводит лучи обоих фонариков с места на место. Однако он избегает светить в утл позади себя, в тот угол, где стоит черная палка с металлическим наконечником, изготовленная в 1751 году и украшенная цветком, двумя стрелками и коротай. Внезапно он бросает все с той же старательно взвешенной небрежностью:

— Кто из вас взял топорик?

— Топорик? — Лаге печально моргает. — Ты же сам отдал его вчера Эрланд.

— Он повесил его на стул и забыл.

— Черта с два, разрази меня гром!

Рычание Манфреда заполняет собой комнату.

— Я-то как раз на это и рассчитывал. Но через две минуты после его ухода я заметил, что палки как не бывало. Я это точно знаю, потому что я специально вернулся, ища ее.

Лаге начинает моргать еще чаще в ярком свете фонарика.

— Это… это имеет какое-то значение? Потому что я могу подтвердить, что Эрланд держал топорик в руке, когда он прошел по двору Плоского Холма и свернул на дорогу, ведущую сюда на хутор.

Свидетель

Вся ситуация совершенно невыносима. Секунда проходит за секундой, ускользая прочь из нашей жизни, но мы не замечаем этого, мы стоим в душной комнате под низким потолком, а яркий неестественный свет карманных фонариков рисует на полу гротескные тени шести человек, которые все так неподвижны, что нет разницы между живыми и мертвыми.

Однако вряд ли Манфред Ульссон и Лаге Линдвалль до конца осознали смысл тога, что они только что сказали.

Или все наоборот? Может быть, они прекрасно все понимают, и поэтому один из них — или оба — умышленно произнесли несколько лживых фраз, которые снова должны отправить за решетку их недруга?

Они свидетельствуют против Эрланда. Показания двух безупречных граждан против убийцы… Кому, кому из них верить в такой ситуации?

— Хорошо, — говорит наконец Кристер. — Мы можем спросить кого-нибудь другого. Например, Пак.

Но я ничем не могу помочь.