Незнакомец. Шелк и бархат

— Да. Ко всему прочему шел дождь. Не самая лучшая погода для прогулки.

— Не будешь же весь день сидеть дома только из-за того, что на дворе слегка моросит.

— А ты, Лаге?

— Я тоже бродил по лесу. Не три часа, конечно, но довольно долго. Кстати, обошел вокруг Змеиного Озера.

— Тебя кто-нибудь видел?

— Нет. Я, во всяком случае, не встретил ни души. Но прогулка была замечательная. В лесу во время дождя столько запахов. И потом, можно отключиться от всего и заняться собственными мыслями.

— Ваша очередь, Хёк.

— Я находился в лесу с восьми утра и до десяти вечера с двумя незначительными перерывами. После семи я сидел в небольшом челноке посреди Змеиного Озера, ловил рыбу. Я поймал двух отличных щук, которых собирался отдать Пак. Но Лаге я не видел. К сожалению. Я возвращался домой, когда услышал крики Пак. И… и мы нашли Агнес.

— Так вы не договорились с ней сегодня о встрече?

— Нет.

Одно-единственное маленькое слово. И опять оно расходится с мнением Лаге, потому что тот выпаливает:

— Но Лидия сказала, что вы оба…

Однако спор обрывается, поскольку в этот момент сама Лидия входит в кухню. Ее сопровождают Нина и Бьёрн-Эрик, который, несмотря на свой загар, кажется еще бледнее, чем городская девушка рядом с ним. Но, разумеется, в центре нашего внимания и сочувствия не он, а Лидия.

Эрланд встает и предлагает ей свой стул. Манфред берет ее за руку, и она сжимает его ладонь, словно она поддерживает его, а не наоборот. На ней черное платье, которое она успела надеть в горе и в спешке, да и какой еще цвет она может носить — мать, потерявшая двоих детей? Но она спокойна, в уголках ее глаз не видно слез. Она принадлежит к тому типу людей, которые становятся выше и сильнее, когда на них обрушивается несчастье.

— Как это произошло? — просто спрашивает она, и Кристер Вик рассказывает ей все, что ему известно. Зная ее, не приходится удивляться, что она не начинает бросать обвинения, не делает никаких выводов.

— У Агнес что-то было на уме, — говорит она. — Она очень нервничала и торопилась ехать. Я думала, она подождет, пока кончится дождь, но она сказала, что и так ждала слишком долго, что ей нужно срочно увидеть Эрланда и поговорить с ним.

— Не создалось ли у госпожи Ульссон впечатления, что речь шла о заранее назначенной встрече?

— Нет, вовсе нет. Она сказала, что прежде всего поищет его в деревне, и это показывает, что она не знала, где он в тот момент находился.

Лаге уныло наморщил лоб.

— Значит, мы неправильно тебя поняли. Мне, во всяком случае, показалось, что у них было назначено свидание.

Кристер прищурился и заметил язвительно:

— Возможно, что так же обстоят дела и с топориком. Ты можешь поклясться, что ты видел его в руках у Эрланда Хека или это тебе тоже показалось?

Лаге хмуро смотрит на него:

— В этом я могу поклясться.

Поскольку Эрланд может поклясться, что топорика не было у него в руках, когда он уходил с Плоского Холма, а Лидия была в тот момент слишком занята своими фиалками и бегониями, чтобы видеть что-либо, кроме них, то в том, что касается орудия убийства, мы там же, где и были в самом начале.

Помимо этого Лидия может добавить только то, что Агнес уехала из дому в начале восьмого и что в последующие два часа Лидия была дома одна с котенком.

Мы почти забыли про молодых людей, сидящих на скамейке у стены, когда хриплый голос Бьёрна-Эрика вклинивается в разговор.

— Вы точно… точно знаете, что она не сама… в смысле, что она не утопилась?

— Самоубийство? — шумит Манфред. — С какой стати, черт подери, Агнес, наша Агнес, стала бы топиться?

На этот раз ему отвечает Нина:

— А с какой стати кому-то понадобилось ее убивать?

Это очень весомый и неизбежный вопрос. Зачем? Почему? Кто и зачем ударил ее в висок топориком восемнадцатого века, а затем сбросил ее в родник?

— Она что-то знала и была опасна для убийцы, — я не сразу замечаю, что произношу это вслух. — Она собиралась что-то рассказать Эрланду вчера у озера, но мужество изменило ей, и она убежала.

Подозрительность и ревность Лаге взрываются словно ракета.

— Рассказать… Эрланду! Что она могла бы рассказать ему?

— Я склонен думать, — парирует Кристер, — что об этом несложно догадаться. Ее страх и неспособность смотреть в глаза Эрланду Хеку во время допроса вчера на Плоском Холме стали особенно заметны, когда мы вплотную подошли к ее собственной роли в этой драме, которая произошла между Хеком и Робертом Ульссоном пятнадцать лет назад. В том, что она что-то скрывала, я ни секунды не сомневался. Как вы помните, она вдруг сказала: «Нет, я не могу». Чего она не могла? Продолжать лгать ему и о нем?

— Ты считаешь, что она солгала еще во время процесса? Но… но о чем? О том, что произошло перед тем, как она побежала в деревню и натолкнулась на меня?

Кристер и Эрланд переглядываются. Последний кивает, будто подавая какой-то условный знак.

— Мне кажется, что определенно настал момент рассказать, что же именно проявилось в вашей памяти и изменило ваше отношение к этой истории.