— Вы не знаете, что там? – спросила я у экономки, покуда размышляла, заглядывали ли полицейские внутрь.
— Вероятно, что-то личное. Постойте, я поищу ключ…
Она и впрямь его отыскала: Ксения держала ключ на гвозде в стене, за одной из фотокарточек, запечатлевших ее с дочерьми, и, судя по всему, особенной тайны из этого не делала.
Покуда же я возилась с замком – совершенно простым, без автоматического механизма, который захлопывался бы сам собою – не расслышала, как подошел Глеб Викторович.
— Нашли что-то? – он встал за моей спиною.
Фустов массировал виски – судя по всему, допрос генерала страшно его вымотал.
— Пока нет, но замок стоит лишь на одном из ящиков. Я думаю, что-то там есть. Вы осматривали комнату? Неужто не заглянули в бюро?
— Обыск я поручил своим людям. Ерохину и поручил… Разумеется, он не оставил бы бюро без внимания. Вероятно, просто ничего не нашел.
А потом снова запер ящик на ключ? Сомнительно. Разве стала бы полиция терять на это время? О покойниках дурно не говорят, но, похоже, Ерохин поленился или не успел обыскать бюро со всею тщательностью.
Замок тем временем поддался – однако содержимое его меня разочаровало. Поскольку внутри было пусто.
Раздосадованная сверх всякой меры, я даже вынула ящик вовсе, надеясь, что хотя бы в дальний угол что-то закатилось. Действительно закатилось – но это были всего лишь сургучная печать с монограммой из инициалов Ксении, моток бечевки, какой перетягивают пачки писем или бандероли, да какой-то мусор.
Я поднесла к ящику лампу, чтобы лучше рассмотреть тот мусор. Любопытно. Это была совсем мелкая труха и несколько уцелевших сухих соцветий… сирени, кажется. Будто в ящике когда-то хранили засушенную ветку.
Зачем женщине хранить в запертом ящике сухие цветы? Не гербарии же она делала. Ксении подарил эту сирень небезразличный ей человек – вот зачем! Я все-таки была права.
— Ничего нет. Досадно… - пробормотал Фустов, мельком заглянув в ящик. - Я уж подумал, что вы нашли письма, была бы хоть какая-то зацепка.
— Здесь и были письма, - ответила я, изучая нутро ящика еще придирчивей. И склонилась над ним ниже: – Вы не чувствуете? Старая бумага так пахнет.
— Не чувствую… - с сомнением признался Фустов.
Еще бы, - зло подумала я. – Кокаин и разума может лишить, не только обоняния. А вслух сказала, продолжая развивать собственную теорию:
— Уверяю вас, здесь лежали письма, но их кто-то забрал. Совсем недавно. Письма и засушенную ветку сирени. И, подозреваю, что не Ерохин, и не кто-либо из полиции.
Мне хотелось, чтобы Фустов сам осознал тот очевидный факт, что у Ксении была связь с мужчиной. Должно быть, он и осознал. Свел брови, мрачнея, и резко спросил у экономки:
— Кто-то входил в эту комнату после происшествия? Не вздумайте лгать!
— Что вы, и в мыслях не имела… - всхлипнула та. - Никто не входил, ей-Богу! А впрочем… в доме-то столько народу побывало в последние дни. Могла я и не уследить, грешна…
— Глеб Викторович! – подозвала я, чтобы только он отстал от бедной женщины. И гораздо тише заметила, когда он подошел: - Ключ от ящика хоть плохонько, но был спрятан. Человек с улицы, зашедший сюда на две минуты, мог сходу отыскать его, лишь ежели точно знал, где искать. Понимаете?
— Не очень… - он мученически поморщился. – Лидия Гавриловна, быть может, все проще, и письма забрала сама Ксения Тарасовна?
— Может быть, - не стала спорить я. Хотя могла бы, поскольку не видела причин ей уносить куда-то письма. Зачем? – Но вы уверены, что господин Ерохин действительно осматривал бюро и ящик?
Фустов вздохнул, оглянулся на экономку, которая ему явно мешала, и выдавил:
— Не уверен. Сказать по-правде, исполнительностью особой он не отличался. А наверняка теперь уж не спросишь. Заканчивайте, а я, позвольте, дождусь снаружи – у меня к вам будет еще разговор.
Я кивнула ему вслед.
Надо все же согласиться, что письма могла забрать и сама Ксения – но лишь в том случае, ежели случилось что-то из ряда вон выходящее. К примеру, генерал начал подозревать о ее неверности.
И все же я не могла отказаться от мысли, что письма и цветы забрал этот ее любовник собственной персоной. Это значит, что он был здесь не так давно и вместе с прочими приносил соболезнования семье. Значит, он вхож в этот дом. Значит, дружен и с самим генералом – не только с его женой!
Ежели так, то первыми подозреваемыми, как по мне, были любовник Ксении и… генерал Хаткевич. Ему проще многих добыть ключ от запертого ящика – неизвестно, с какой целью он заглянул в него, но, найдя письма, мог очень сильно разозлиться. И подстроить убийство жены так, чтобы никто и никогда не связал это с местью за измену. Логично? Вполне.
Возлюбленного же Ксении следовало отыскать тем более. Хотя бы потому, что, раз генерал столь жестоко покончил с собственной женой, то сопернику, вне сомнений, достанется еще больше.