Незнакомка с родинкой на щеке

Ну а как быть, ежели нас с детства учили не замечать? Эти девицы стоят здесь, вероятно, каждый вечер, однако ж, не припомню, чтобы я, гуляя по Садовой с мужем или дядюшкой, обращала на них внимание. А нынче чувствовала себя как та Соня в царстве дива…

Впрочем, наверное, это скоро пройдет.

Глава XX

А дома ждал сюрприз. В гостиной, впущенная Никитой, сидела maman, Людмила Петровна Ильицкая, и громко отчитывала Катюшу за пыль под ковром.

— А вы, Лида! – накинулась она на меня тотчас, как увидела, - неужто не знаете, что за энтими прохвостами глаз да глаз нужон?! Дома грязь, ужин не сготовлен, прислуга сидит книжки читает, а она на те – прогуливаться изволит до темноты!

— Как же это – ужин не сготовлен?

Я прежде решила помалкивать и пристыжено глядеть в пол – ибо и впрямь была виноватой. Но как всегда не стерпела. Ведь Никита, едва я вошла в переднюю, тотчас доложил, что де курочка с апельсинами да гречей уж готова и стынет.

Но лучше б я продолжала помалкивать, чем искать правду…

— Неужто вы, душа моя, кашу ужином для Женечки называете?!

Лицо Людмилы Петровны пошло красными пятнами, сама она уперла кулаки в бока и, точь-в-точь как ее сын, принялась тяжело глядеть на меня из-под бровей. А потом выдала:

— Да чтоб вы знали, Лида, Женечка гречу с детства не кушает! Уж как я его упрашивала – и сахарком сыпала, и молочком поливала, и с травами с вашими прованскими, и с подливою. Ни в какую!

Снова я возразила – сдержанно, но веско:

— Смею вас заверить, Людмила Петровна, Женя прекрасно кушает гречу! И даже без подливы…

— О чем спор?

Обе мы ахнули, потому как, увлекшись, не расслышали шагов самого виновника торжества. Первым делом Женя припал к маменькиной руке, а отойти ему ко мне Людмила Петровна уже не позволила. Расцеловала в обе щеки, обхватила его лицо маленькими пухлыми ладошками и всхлипнула:

— Как исхудал-то ты, свет мой – кожа до кости… Ты хорошо кушаешь?

— Хорошо.

— А тефтельки, что я на той недели присылала – все скушал?

— Все.

Я старательно смотрела в сторону и до боли искусала губу – чтоб не сказать ничего даже случайно.

— А их точно двадцать три штучки было? А-то посыльный – прохвост, взгляд его наглый мне шибко не понравился, да где ж иного сыщешь…

— Право, maman… не помню, сколько их было, не считал.

— Не извольте беспокоиться, Людмила Петровна, я сосчитала все до единой. Ровно двадцать три.

Кажется, в кои веки я вставила слово вовремя, и, ей-Богу, даже ехидства в моем голосе не было. Однако Людмила Петровна все равно осталась недовольна. Швырнула в меня высокомерный взгляд – а мгновением позже обратила к сыну полные слез глаза:

— Ох и исхудал… сердце кровью обливается. А прежде такие щечки сладкие были – и крепкие, и румяные…

— Maman!..

Сладкие щечки моего мужа как раз начали наливаться тем самым румянцем. Женя закипал медленно, но верно – и все же с матерью был удивительно терпелив.

Я подумала, что непременно стану об этом жалеть, но бросить мужа в беде никак не могла…

— Людмила Петровна, - я вмешалась насколько могла аккуратно, - Женя уж не ребенок – согласитесь, что много разумнее будет, ежели о нем позаботится жена, а не мать. Мой муж вполне здоров и всегда сыт, уверяю вас.

— Да уж позаботились… Не очень-то у вас покамест получается, Лида!

Maman бросила в меня очередной гневный взгляд, но хотя бы Женю оставила в покое и принялась утирать мизинцами уголки глаз.

— Лида старается как может, maman, не следует вам ее упрекать, - Женя, освободившись, все-таки подошел и благодарно сжал мою руку. – Останетесь на ужин?

— Нет уж, благодарствую. Изжога у меня от вашего апельсинового соуса – выдумали тоже… Русский человек испокон веков щи да кашу кушает, а не отраву вашу заморскую. Вот и Пушкин писал: «Щи да каша – кормилицы наши»!

— Кажется, это пословица – народное творчество… - несмело заметила я.

Напрасно.

— Ты слышишь, Женечка? – снова взвилась Людмила Петровна, - Лида снова мне дерзит! И всегда, всегда так: ты ей слово – она в ответ десять!

— Как тебе не стыдно, Лида? - Женя с теплотою сжал мою руку и одними глазами улыбнулся.

Тем более напрасно: Людмила Петровна его улыбку отметила и скорбно поджала губы.

Гордо и в одиночку, отвергая теперь помощь сына, она накинула на плечи серую бархатную ротонду. Шагнула к дверям и тут только вспомнила:

— Я чего заходила-то… Вы не помните, Лида, конечно же, вам же не до того, занятые вы! А у Жени, тем не менее, именины на носу. В сентябре двадцать пятого числа.

Я растерялась: не то чтобы я забыла о сентябрьских именинах – я о них вовсе не подозревала, ибо осведомлена была, что Женя родился в апреле. Впрочем, признаться в оплошности я не успела, потому как Женя решительно заявил:

— Нет уж – никаких именин. Это совершенно лишнее!

Но maman и слушать его не стала: