Незнакомка с родинкой на щеке

Снова за окном была ночь. Снова домашние слуги спали, а мы с Женей вели неспешный разговор. И, хотя тема его была серьезной, со стороны могло показаться, будто разговор тот крайне интимен: мы сидели в полутьме гостиной напротив тлеющего камина, переплетя пальцы и не повышая голоса громче шепота.

— Пойми меня верно, Лида: я боялся за тебя, потому не мог позволить лезть в самое пекло. И я сделаю так снова, если понадобится – знай. Можешь обижаться на меня сколько угодно.

В темноте Женины глаза казались совершенно черными, и раскаяния в них определенно не было. Женя чувствовал себя правым.

— Я не обижаюсь, - быстро ответила я и снова принялась смотреть на догорающие угли.

Должна признаться, я уже не очень верила, что муж будет со мною откровенен. Однако и впрямь не злилась на него почему-то. Напротив, все четче понимала, что напрасно я начала свое расследование. Напрасно завела дружбу с полицейскими, и напрасно они мне потакали.

Кажется, и возможности свои я переоценила – я далеко не так умна и сообразительна, как мне нравилось думать. Что касается Фустова… либо он тоже глупее, чем кажется, либо его восхищения мною – лесть и не более. Зачем он мне льстил это вопрос отдельный. А я еще большая дура, раз принимала все за чистую монету.

— Выходит, и ты, и твой патрон господин Якимов знаете, кто подстроил это убийство? – спросила я. – Потому не заинтересованы в поисках?

— К чему искать тех, кто и так на виду? Полицию и жандармерию в расчет не берем, но, поверь мне, заинтересованные лица знают все, включая имена и адреса.

— Так отчего же их не арестуют? – спросила я въедливо.

— Якимова интересует рыба покрупней, а не исполнители. Они все получат свое, Лида – но позже. Не сомневайся.

Столь уверенно Женя это говорил, что не поверить было сложно. Я понятливо кивнула. Спросила лишь:

— Так их несколько? И генерал не имеет к тому отношения?

Женя поморщился:

— Разумеется, нет! Я действительно знал Хаткевича еще по Балканам, и обедал у них несколько раз – генерал тот еще тип, и Ксения с ним натерпелась, но он ее не убивал. Что за дикая мысль?!

Я предпочла на вопрос не отвечать. Только поинтересовалась холодно, не особенно рассчитывая на откровенный ответ:

— А кто убивал? «Рокот»?

— Революционеры. Последователи «Народной воли» — название совершенно не важно. Так полиция уже вышла на этот кружок? Славно.

— Вышла, - неохотно подтвердила я. – Вот только всерьез его не восприняла: полиция считает, что Ксению убил ее супруг или любовник.

— Любовник? – Женя насторожился. Даже оставил в покое мою руку и внимательно посмотрел в глаза. – С чего ты взяла, что Ксения обманывала мужа?

Удивился он искренне. Настолько, что я усомнилась: так ли уж я глупа, ежели добыла сведения, о которых бравые офицеры из Главного штаба ни сном, ни духом?

— Близкая подруга Ксении утверждает, что это ее детский друг, с которым она познакомилась еще в Киеве. И который приехал в Петербург зимою этого года. Кроме того, Ксения нанимала комнату на Васильевском острове и бывала там каждую субботу. Тайком от мужа. Полагаешь, она ездила туда не для встреч с мужчиной?

Женя поднялся с софы, якобы чтоб разбить угли. Потом, облокотившись на каминную полку, хмуро поглядел на меня и пожал плечами:

— Что ж, почему нет? Я всегда говорил, что женщины коварны и непредсказуемы – все, даже самые ангелоподобные из вас. Скажи только, ты ведь не считаешь ее любовника тем, кто подарил томик Бодлера и имел неосторожность вложить в него открытку?

Несмело глядя на него, я ответила:

— Больше нет.

Робость моя была оправдана. Я знала теперь, сколь сильно ошиблась, и, хотя моя душа радовалась, что это лишь нелепая ошибка, я могла только предполагать, как взбесится мой муж.

И впрямь – казалось, он одним взглядом испепелит меня дотла. Ссоры было не избежать. Я очень остро это чувствовала и трепетала, не зная, что сказать, как все исправить. И да-да-да, я тысячу раз виновата! Потому мужественно готовилась все снести.

Вот только Женя так и не смог подобрать достойных меня слов. В конце концов, он лишь раздосадовано покачал головой и нервно прошелся по комнате. Сел все же обратно, ко мне на софу, и заверил:

— Я видел Ксению Хаткевич дважды в жизни! На званых обедах перед Рождеством. Единственный наш разговор был о Бодлере, и позже я послал ей стихи, потому как обещал – все. Хорошего же ты мнения обо мне!

— Не обижайся, Женя… - я не придумала ничего лучше, чем прильнуть к нему, пылко прижаться к его губами и тем хоть немного смягчить гнев. – Право, в том есть и твоя вина – стоило тебе сразу рассказать правду. Я что только не передумала за эти дни! И я во всем была неправа. Доволен? Ежели хочешь знать, то я теперь сожалею, что вовсе занялась не своим делом – следовало мне искать кухарку и тем ограничиться, а не мнить из себя Бог знает что…