Незнакомка с родинкой на щеке

— Ну, не кукся, Женечка. Я уж и тетушке Галине Ильиничне в Киев написала, чтоб приезжала, и Аполлинарии Сергеевне в Саратов… Как же без именин-то? Да и не об том речь, а вот об чем: повара я вам нашла. Натурального француза. И он хоть из Парижу-то тоже, почитай, уж десять лет как приехал, - покосилась она на меня, - а все в нос говорит, и «мерси боку», да «мерси боку» – а не спасибкает. А Никита ваш, уж извините меня за прямоту, ни круасанов не напечет, ни бешамели не намесит для именинного угощения. И не благодарите, Лида, пустое.

Впрочем, благодарить я не торопилась.

А Женя, взяв матушкины руки в свои, вкрадчиво объяснил:

— Maman, выслушайте: мы не станем отмечать именины. Я на службе целыми днями, а Лида так и вовсе страшно занята домом. Третьи сутки ищет люстру в столовую. Но мы благодарны вам безмерно. И повара-француза с удовольствием возьмем.

Я кашлянула:

— Вообще-то… я уже нашла повара. Почти. Вот-вот собиралась написать да выспросить, когда смогут приступить к работе.

Женя был удивлен – это ничего не сказать. Меня даже оскорбил его недоуменный взгляд. Будто я ущербная какая-то и действительно не в состоянии нанять прислугу. Но он молчал хотя бы, а Людмила Петровна тотчас принялась язвить:

— И кто ж он, ваш повар? Англичанин, небось? Все-то вы, молодые, за модой гонитесь… У моего-то, у француза, учтите, рекомендации отличные, и у Бореля[38] он три года горячие блюда жарил. А ваш?

— У моего повара нет рекомендаций, - призналась я. – Наверное, нет… Это русская женщина, совсем простая – с маленьким сыном. И ей очень нужна работа. По правде сказать, я и не знаю, хорошо ли она готовит, но, думаю, в любом случае не хуже, чем Никита. И даже, ежели готовит плохо, то научится…

И после я выжидающе, с мольбою смотрела на Женю – не на его мать. Главное, чтобы он меня понял.

— Ох, Женечка, Женечка… - снова принялась всхлипывать Людмила Петровна.

Наверное, она собиралась посетовать, какую непутевую супругу нашел себе сын, и что однажды я непременно сведу его в могилу – но Женя опять ей не позволил.

— Не обижайтесь, maman, но не стоит нам перечить Лидии – она здесь хозяйка. К тому же, ежели откровенно, то не уверен, что жалованье мое позволит нанять великолепного повара, что нашли вы.

Он ласково поцеловал ее руки, и maman как будто оттаяла. Лишь спросила напоследок:

— Ну а именины-то? Как же без именин? Примета есть такая, Женечка, нельзя именины не отмечать – худо будет…

Забегая вперед, скажу, что примета не обманула. Жаль, однако, что нельзя все случившееся списать на то, что пышный званый обед с присутствием незнакомой мне тетушки Галины Ильиничны из Киева, мы устраивать так и не стали.

* * *

Женя выходил проводить матушку до коляски с извозчиком, а когда вернулся – я не смогла удержаться от вопроса:

— Так у тебя есть родня в Киеве? Я не знала.

— Есть, - неохотно отозвался он. – По отцовской линии. Когда я был ребенком, мы часто гостили у них в имении, у той самой Галины Ильиничны. Не гляди на меня так: родня в Киеве есть у любого, ежели хорошенько поискать в родословной.

Я спохватилась и отвела взгляд. Рассеянно отошла к окну, уже и впрямь не зная, что думать. Наверное, я готова была напрямую задать мучавший меня вопрос о Ксении… Однако Женя посчитал, что разговор окончен и, устало падая в кресло, спросил сам:

— Так какая муха тебя укусила? Что за повариха, что за мальчик? Надеюсь, ты хотя бы не выдумала их?

— Не выдумала, - глухо отозвалась я.

Спрятаться от мыслей удавалось с трудом. А горше всего становилось оттого, что я не знала – стоит ли до сих пор делать вид, будто все хорошо? Но пыталась… старалась из последних сил.

— Обыкновенный мальчик. Он все время на улице, целыми днями. Газетами торгует. А его мать тяжело больна. Ее выгнали с работы, с ткацкой фабрики, оттого, что не так проворно стала справляться с обязанностями. Им, верно, и есть нечего… Он такой худенький, Женя, такой маленький…

— Это жизнь, ничего не поделаешь, - философски заметил Ильицкий. Потянулся и начал устраивать ноги на обитую бархатом скамейку.

Его ли равнодушие меня задело, или же все события дня дали о себе знать? Я почувствовала, как к горлу подступают слезы.

— К черту такую жизнь – дети не должны голодать! Государство не должно бросать своих солдат на произвол судьбы, а жены тех солдат не должны радоваться старой швейной машинке так, как не всякая барыня радуется бриллиантам! Что-то не в порядке с властью, которая допускает подобное! Это… это неправильная власть! Да, неправильная!

Меня душили слезы, и я выкрикивала те слова, не заботясь, что нас услышат слуги или даже соседи. И дерзко смотрела мужу в глаза. И он глядел на меня – с молчаливым осуждением.

— Власть здесь не при чем, - заметил он. – Голодные дети будут при любой власти.

— А что, если нет?!