Незнакомка в городе сегуна. Путешествие в великий Эдо накануне больших перемен

Второго июля, в тот самый день, когда умиротворенный дух Цунено окончательно достиг Чистой Земли[745], эскадра Перри покинула острова Рюкю и взяла курс на Эдо. В следующие пять дней корабли на паровом ходу неслись вдоль японских берегов, окутанных густым туманом[746]; он рассеялся лишь на миг, чтобы явить взору американцев великолепную гору Фудзи. Они бросили якорь 8 июля вблизи Ураги, примерно в тридцати девяти километрах от Эдо. Их уже поджидали японские суда. Эскадру Перри сразу окружили[747]. На одной из лодок береговой охраны какой-то человек высоко поднял лист с написанным по-французски требованием развернуться и уйти. Разумеется, Перри отказался. Помощник казначея – тот самый юный любитель фейерверков, – с палубы «Миссисипи» наблюдавший за этой сценой, тогда подумал, что все собравшиеся и так оживленно жестикулирующие японцы «должно быть, разом решили, что мы очень подозрительные люди»[748].

Он был прав. Весть о прибытии эскадры[749] немедленно достигла Эдо. В Японии к 1853 году уже появились книги об опиумной войне и даже кое-кто из грамотных простолюдинов догадывался, что черные корабли[750], изрыгающие ядовитый дым, могут нести в себе страшную угрозу. Городские сплетни и обычная болтовня о драках и пожарах в купальнях вдруг сразу стали неактуальны, их сменили ожесточенные споры по поводу чужеземных судов и судьбы управляющего гаванью Ураги[751]. Вскоре к американской эскадре стали подходить лодки с обычными горожанами[752], желавшими поглядеть на заморских гостей.

Перри пока не удалось найти чиновника подходящего высокого ранга, дабы вручить ему для императора послание своего президента, – и коммодор пригрозил доставить его лично. Он развернул свои четыре корабля и пошел к берегу. К этому времени его эскадру окружала добрая сотня японских судов с вооруженными самураями на борту[753]. Фрегат «Миссисипи», выпустив клубы пара, дал гудок, разнесшийся над водой оглушительным воплем[754]. В некоторых джонках перестали грести, повскакивали с мест[755] и, уставясь на корабль, замерли в изумлении, будто гадая, что может случиться дальше. Другие лодки обратились в бегство[756].

Демонстрация силы принесла желаемый эффект. На следующий день японцы организовали время и место встречи, на которой Перри сможет передать для императора президентское послание. Четырнадцатого июля коммодор сошел с баржи на берег, вместе с ним вступили в гавань приблизительно четыре сотни человек, включая духовой оркестр, игравший «Да здравствует Колумбия»[757]. Торжественность этой медленной процессии подчеркивали отдельные мощные гудки, доносившиеся с «Миссисипи»[758]. Юный помощник судового казначея, тоже плывший на барже, вспоминал, что при звуке гудка кровь быстрее бежала по жилам, однако «люди на берегу, похоже, думали, что наступает их смертный час»[759]. Перри, сопровождаемый двумя чернокожими телохранителями[760], предстал перед большой делегацией чиновников сегуната. Почти на полтора километра во все стороны от места встречи тянулся строй из тысяч самураев. Двое статных красавцев-юнг вынесли деревянный ларец, в котором находились драгоценное послание и золотая шкатулка с печатью. Перри заявил, что дает японским властям год на размышление, а затем вернется за ответом. Удалился он под звуки песни «Янки Дудл»[761],[762].

В Эдо царило уныние. Район Нихомбаси – сердце столицы – казался вымершим. По мосту не сновали носильщики, не спешили по делам самураи, на реке не было ни единой лодки. Прекратили торговлю лавки и лотки на набережной; рыбный рынок обезлюдел. Один врач, совершавший в этот день прогулку по городским улицам, писал родне в провинцию: «Все вокруг выглядело пустынным, и было очень одиноко, отчего у меня потяжелело на сердце. Обычно здесь и ночью не протолкнуться; сегодня же я мог пройти пять-шесть кварталов и повстречать всего лишь двух-трех человек»[763].

Рядовые самураи готовились к возвращению американских кораблей: они закупали конскую сбрую, оружие и упражнялись в стрельбе из ружей[764]. Тем временем высокопоставленные чиновники сегуната нервничали, строили планы и рассылали официальные письма, в которых обращались за советом к правителям областей. Император Комэй не желал заключать какой бы то ни было договор, позволявший чужестранцам вторгнуться в его священные земли. Позиция императора была всем ясна, так как в своем замке в Киото он буквально рвал и метал, довольно бурно проявляя свой гнев. Но в конечном счете люди сегуна посчитали, что ни у императора, ни тем более у них выбора нет: они-то своими глазами видели боевые черные корабли с тяжелыми орудиями. Американцы могли расстрелять из пушек японские портовые города, спалив их до основания, могли заблокировать залив Урага и обречь жителей Эдо на голодную смерть. Высокопоставленные чиновники сегуната прекрасно понимали, что, когда Перри вернется, именно им придется вести с ним переговоры о заключении договора[765].