Незримые тени

Сейчас дети крепко спят в своих постельках. Они похожи на ангелов, которых никогда не видела (смеюсь). Хотя нет, скажу, что мне посчастливилось ощутить прикосновение одного. Пусть это и покажется сном. Момент этот – состояние спокойного блаженства, который не выразить простыми словами.

Антоний уехал в город. У него много дел на ферме, я никак не могу ему помочь. Впрочем, я не скучаю. В субботу у нас был небольшой прием. Я играла на рояле, мы замечательно поужинали и после отдыхали на веранде. Я счастлива, что тут сказать. И очень надеюсь, что счастлив и ты.

Отец сильно сдал после смерти Клары, но держится и по-прежнему поднимается на маяк: не желает никому передавать свои обязанности. Говорит, что его отсюда только вынесут и никак иначе. Ну, что же. Хотя бы это придает ему сил жить дальше. Мне кажется, в душе он надеется, что ты станешь следующим смотрителем. А ты как думаешь?

Как всегда, жду от тебя весточки.

Обнимаю. София».

Марина

В предрассветном тумане берег вдали показался бы зыбким миражом, но тонкий луч света одинокого маяка говорил обратное. И хотя путешествие не заняло много времени, многие вздохнули с облегчением, предчувствуя радость ощущения твердой почвы под ногами.

Океан оставался непостижимым, опасным и непредсказуемым, а его темные глубины будоражили воображение. Кто знает, что на самом деле таят эти холодные синие воды?

Пронизывающий ветер заставлял людей на палубе крепче прижимать шляпы к головам, кутаться в накидки. Они всматривались в далекий берег, думая о том мгновении, когда покинут корабль, обнимут родных и друзей.

Подобные мысли приходили в голову и молодому мужчине, который, невзирая на противный ветер, не помышлял о теплой каюте и не сводил глаз с горизонта. Далекий свет маяка мерцал в дымке, пропадая и появляясь вновь. Он будто дразнил, напоминая о себе время от времени. А мужчина никогда его и не забывал. Он просто был не в силах изгнать из своей головы видения, что стали частью его самого.

От себя убежать невозможно.

Есть вероятность отвлечься, забыться в алкогольном или наркотическом бреду, среди незнакомых лиц в дурмане полутемного кабака и доступных женщин, но только на время. Пробуждение почти всегда несет тяжесть вины и похмелья, высасывает еще больше сил от беспомощности и ненависти к самому себе.

Когда-то достигнув дна отчаяния, он осознал, что падать некуда и лучшее, что можно сделать, это превозмочь самого себя, а еще извлечь из своего положения как можно больше, погрузившись не в тревожные, но в спасительные воспоминания, светлые моменты своей жизни.

Запретив себе душевные страдания, сосредоточившись на исполнении задуманного, всю волю он сконцентрировал на постижение тайн бытия.

То, что было доступно ему в библиотеках и пыльных книжных подвалах, он вбирал жадно, исступленно. Чувствовал, что знания видимого мира ограничены в какой-то степени, а потому искал все возможные пути их исследования. Он учился погружаться туда, куда страшились бы заглядывать его знакомые. Врожденный дар не был проклятием, но спасением, убежищем от обыденности окружающего мира.

И все же этому миру он собирался послужить.

Деметрий принялся изучать восточную медицину, гипноз и практиковать осознанные сновидения, полагая, что глупо игнорировать любые знания, имеющиеся на свете, а потому нужно охватить как можно больше. Удивительное сочетание сложности и одновременно простоты этого мира наталкивали его на мысль об определенных закономерностях устройства Вселенной.

Ему было все равно, кто стоял за этим устройством, но он убеждался в том, что мир стар и уходит корнями так глубоко, что довольствоваться одними лишь изречениями о первых мужчине и женщине просто недопустимо. Более того, считал, что многое либо намеренно скрыто от людских глаз, либо утеряно в толще ушедших столетий. Причем первое казалось ему более возможным, а значит была вероятность когда-нибудь это узнать.

Результаты не заставили себя долго ждать.

Его необычайная проницательность касательно поведения людей или их заболеваний обострилась. Казалось, он мог по внешнему виду человека поставить диагноз, даже не прикасаясь к нему и ни о чем не спрашивая. Нет, конечно, были врачи, определявшие болезнь по лицу, волосам, или телесным изменениям, но они не видели другого, о чем Деметрий предпочитал благоразумно умалчивать.

Он безошибочно определял недуг не только физический, но и духовный. Иногда мог видеть у внешне здорового и цветущего человека темные пятна, которые не замечали другие люди. Если пятен было немного, он мог помочь. Иногда эти пятна почти сливались в одну огромную оболочку. Это значило, что Смерть уже наложила свою печать и пути обратно нет.

Но вот настал момент, когда Деметрий понял, что Тровос снова зовет его. Словно судьба напомнила о том, что ему следует вернуться.

Мысли о Софии не оставляли его.

Не проходило и дня, чтобы он не думал о ней, всегда чувствовал ее, словно бы она находилась рядом. Не понимая отчего, страшился увидеть ее во плоти больше, чем чего-либо на этом свете. Больше ада и всех его демонов.

Страшился и страстно этого желал.