Незримые тени

Из окон, куда ни глянь, открывалось бескрайнее белое пространство. Кое-где проглядывали скалы и темные силуэты деревьев.

Океан у этих берегов никогда не замерзал, но мимо маяка то и дело проплывали голубые льдины всех размеров – одна из тех угроз, с которой вынуждены мириться рыболовецкие шхуны и корабли. Северо-западный ветер мог дуть неделями, превращая прибрежные скалы в обледенелые нагромождения. Пытаться преодолеть их было истинным самоубийством, так что местные жители старались обходить их стороной и избегали пользоваться узкой тропой, что шла вдоль океана у края густого леса.

Суровые пихты и ели многочисленными рядами возвышались то там, то здесь – единственные зеленые пятна среди бесконечной снежной пустыни. Их пушистыми лапами горожане украсят свои жилища над дверьми и каминами, чтобы отогнать злых духов.

Терпким древесным запахом потихоньку наполнялись дома. Свежей смолой пахли нарубленные ветки и дрова, припасенные островитянами. Сосны и ели украшались бусами, конфетами и шарами. Самыми красивыми и ценными считались стеклянные с бисером. Их дарили в знак процветания и хорошего грядущего года.

Марина, как и все хозяйки Тровоса, готовилась встречать Рождество. Она развесила во всех комнатах еловые ветки и спрятала подарки, чтобы порадовать близких. Особенно хотелось порадовать Деметрия, который в конце концов успокоился. Она чувствовала это всем сердцем.

Его плечи, когда женщина прикасалась к ним, уже не каменели. Он позволял ей обнимать себя, правда, не слишком крепко. Сам Деметрий объяснял это тем, что боялся прижать ее к себе сильно. Живот у Марины стал такой большой, что она еле передвигалась по дому, ковыляя.

– Я словно гусыня, которую приготовили к празднику, – деланно жаловалась она, но глаза ее так и светились от счастья. Роды должны были случиться в конце следующего месяца. Так сказал муж.

«У нас появится малыш. А потом еще», – эта мысль не давала покоя, заставляя улыбаться ни с того ни с сего, придавала бодрости и уверенности. Отчего Марина носилась с утра до позднего вечера, стряпая, убирая, зашивая, помогая Деметрию, если он позволял ей.

Как же замечательно, что их отношения изменились. Она привыкла ко всему и стерпела бы гораздо больше, лишь бы он оставался рядом.

Грядущее Рождество собирались встретить в усадьбе Антония. Сам Деметрий попросил ее об этом. Мол, сестра слишком многое перенесла, и у них с мужем договорено, что для детей, в первую очередь, хорошо, если праздник пройдет в семейном кругу. Марина, еще испытывая чувство вины из-за того, что утаила от Деметрия измену Антония, подумала, что это и в самом деле неплохая идея.

Главное, что конфликт исчерпал себя и стороны решили пойти на мировую, это не могло не радовать. Хватит трагических сцен, слез и претензий.

Когда состояние Софии, которое сам Деметрий находил удручающим, внезапно улучшилось, он воспринял это как долгожданный добрый знак. Все-таки его методы сумели воздействовать на нее, ведь он не прекращал думать о сестре, даже находясь вдали от нее.

Его София стала прежней.

За несколько дней до Рождества Марине вздумалось вымыть весь дом так тщательно, будто от этого зависела чья-то жизнь.

Едва закончив с первым этажом (она очень торопилась!), Марина заохала и схватилась за живот, прислонившись к перилам лестницы. В таком положении, всю бледную, ее и застал Деметрий, который отлучался из дома. Проклиная ее активность, он подхватил жену, пока она слезно причитала, хватаясь за его рубашку. Ему хотелось накричать на нее, обозвать последними словами, но он сдержался. Она и так слишком испугалась.

– Спаси нашего ребенка, – повторяла она, тяжело дыша. – Спаси его! Не думай обо мне! Капли пота струились по ее лицу и шее, теряясь в складках полотняной блузки.

Тут Деметрию все же пришлось прикрикнуть на нее, а заодно и на Урсулу, которая стирала белье в прачечной и потому не застала хозяйку с ведром и тряпками в самом начале уборки, иначе бы, конечно, не позволила ей этого, а теперь, войдя в дом почти одновременно с хозяином, побледнела так же, как и сама Марина.

Уложив Марину на кровать, он проворно обследовал ее и влил в рот целую склянку одного из настоев, что держал под замком. Деметрий велел ей успокоиться, укрыл одеялом, приоткрыв створку окна, чтобы в комнату вошел свежий воздух.

– Дыши спокойнее, не переживай так, – увещевал он ее.

Жена глядела на него круглыми глазами, не в состоянии слушать.

– Я пытаюсь, – проговорила она, запинаясь. – Но не могу. Мне страшно.

– Еще бы! Как тебе могло прийти в голову заниматься уборкой?

Она зажмурилась.

– Я знаю, ты прав. Прости… Скажи мне, что все хорошо, прошу.

Ему хотелось проучить ее, но он ответил, что угроза миновала.

– Злишься? – тихо спросила Марина.

– Это было очень глупо с твоей стороны. Ты не подумала, чем это могло закончиться?

Она отчаянно закивала.

– Прости, – повторила жена. – Я все время делаю что-то не так.

Деметрий обхватил голову руками, а затем посмотрел на нее.

– Пообещай, что не станешь делать ничего подобного. Я не могу сидеть около тебя, чтобы предотвратить это.