Еда у Аллертонов-Джонсов была превосходной, но я вдруг поняла, что дико проголодалась, и залезла в холодильник в поисках чего-то легкого, что можно закинуть в духовку. Я выбрала дешевую, переработанную пиццу, которую неделю назад взяла в отделе с уцененными продуктами в «Сэйнсбери».
Пока пицца готовилась, я пошла в спальню и нашарила под кроватью фотоальбом. Я устроилась на кровати, завернувшись в покрывало, и снимок за снимком смотрела на его улыбающееся лицо. Ясные голубые глаза. Такие добрые, такие счастливые и полные жизни. Всхлипывая и свернувшись под одеялом, я погрузилась в полудрему, в голове вертелись мысли, страхи и воспоминания. Проснулась я только от звука датчика дыма, предупреждавшего меня о том, что пицца в духовке превратилась в угольки.
Глава 17
Чарли
В детстве одним из моих любимых событий на Рождество было окончание семестра в школе Итон-сквер. В тот же вечер родители отвозили нас в Толлешант Д’Арси в Эссексе, чтобы провести рождественские каникулы в Браддон-мэнор. Возможно, я слишком романтизировал это в своей голове за прошедшие годы, но до сих пор живо помню, как машина мчит по дороге мимо больших деревьев с яркими огоньками. Внутри особняка почти в каждой комнате стояла елка, украшения в стиле, о котором мама договорилась с декораторами.
И хотя мне больше не восемь лет, рождественский Браддон по-прежнему обладал некой магией. Конечно, хоть тогда я этого не знал, то Рождество было последним, которое мы провели всей семьей. Жаль, что я буду смотреть на ту праздничную неделю с ненавистью – к себе и к ситуации, в которой оказался. За свою неспособность разглядеть то, что происходило почти на виду.
В тот год мы с Мэттью приехали порознь: я на «БМВ», он на своей «Тесле», я днем двадцать второго декабря, он на следующее утро. Мы планировали ехать вместе, но он сказал, что ужинает со старыми друзьями в Илинге и разумнее ему вернуться в дом в Челси и последовать за нами следующим утром.
– Мы подождем тебя, – предложил я, но он отказался.
– А то пропустишь ежегодный ужин у своей мамы, – сказал он с огорченным видом. – Мне очень жаль, что придется его пропустить.
Мамин ежегодный ужин был менее важным событием, чем прозвучало из его уст. Она просто приглашала избранную группу друзей семьи: обычно своих близких друзей лорда и леди Эштон, старых школьных подруг, которые в детстве были мне кем-то вроде тетушек, а также несколько довольно скучных людей, с которыми работал отец на тот момент – как правило, из мира политики. Время от времени она добавляла неожиданного, необычного гостя. Поразительно, с кем знакома моя мама или связана через многочисленные сети друзей и знакомых. Однажды она раздобыла двух младших членов королевской семьи и знаменитого кинорежиссера.
В этом году Эштоны уже приняли другое приглашение, к разочарованию моих родителей.
– Это будет уже не то, – вздохнула мама.
– Кого ты пригласила вместо них? – спросил я осенью, когда она планировала вечер.
– О, просто несколько других приятных людей. Уверена, ты с ними поладишь.
Оказалось, что эти «приятные люди» – бывший премьер-министр и его жена. Хотелось бы, чтобы мама предупредила заранее, просто чтобы я не застыл от удивления, когда они вошли в гостиную. Я прошептал это маме, когда они прошли за аперитивами.
– Ну, либо они, либо Келлманы, либо Найты, а поскольку теперь один из Келлманов как бы… не у дел, а один из Найтов… ну…
– Мертв, – сказал я.
– Да, действительно. Так что я просто подумала, что они хорошо подходят для нужного количества. Я все-таки пригласила Луиз Келлман, но она сейчас избегает публичности, как нетрудно представить, будучи женой заключенного.
Остаток вечера прошел относительно приятно, Титус явно наслаждался разговором с бывшим премьер-министром, вежливо, но твердо сообщив ему, какую часть его политики одобряет, а какая, при всем уважении, кажется ему неверной. За ужином меня посадили рядом с одной из маминых подруг, баронессой Ванессой Вудфорд, шестидесятилетней вдовой. Ей очень нравилось иметь близкое знакомство с парой женатых геев (с усыновленным ребенком для полноты картины), и она регулярно сообщала мне новости, которые, по ее мнению, были бы мне интересны («Я говорила, что мой мойщик окон – гей?»). Она считала себя очень активной в «Твиттере», хотя ее лента по большей части была заполнена ретвитами «Стоунволла», траста Терренса Хиггинса[6]
или моими. Короче говоря, она назначила себя амбассадором «сообщества ЛГБТК+» (у меня сложилось впечатление, что ей нравился этот постоянно удлиняющийся акроним, и она надеялась, что скоро прибавят еще несколько букв). В тот вечер за десертом из фисташкового мороженого она рассказала мне, что добавила в шапку своего профиля в «Твиттере» «гендерное местоимение», и явно ожидала от меня поздравлений по этому поводу.– А где же милый Мэттью? – спросила она с обескураженным видом. – Я сто лет его не видела.