Нф-100: Изобретатель смысла

Мы играли в мяч у моего дома - помнишь, возле старой яблони, её потом спилил дядя Никанор? Был полдень, всех сморила жара. Кроме нас, на улице никого не было. Всё вокруг было залито светом, всё источало тепло. Ты топала сандалией по асфальту, и звук разносился далеко- далеко.

Мяч у нас был замечательный - туго надутый, прыгучий, звонкий. Цвета он был голубого, с белыми полосками: небо - и облака на нём. Мы перебрасывали его друг другу, ты поймала его и вдруг застыла, словно о чём- то задумавшись. Эта сцена и сейчас стоит у меня перед глазами: девочка, очерченная солнцем, держит в руках мяч...

Ты спросишь, почему я вдруг вспомнил об этом через столько лет, когда и ты не та, что раньше, и я не тот? Я отвечу: все эти годы, когда мне необходимо было отыскать в себе что- то доброе, светлое, чистое, я обращался к этому воспоминанию и черпал в нём силы. Ты возразишь, конечно, что я должен смотреть на жизнь оптимистически, что и в настоящем можно найти много хорошего, и я рад был бы с тобой согласиться, но не могу.

Сашенька, милая, мне кажется, что мир вокруг меня сошёл с ума. Я больше не понимаю законов, по которым строится человеческая жизнь. Почему я, мальчишка, веривший в справедливость, служу государству, которое творит зло? Почему ты, хрупкая и нежная, продаёшь свои тело и душу так, словно это естественно: ничего не желать, ни во что не верить?

Да, это пафос. Я говорю пафосно. Я, Владимир Крымов, военный комиссар Новой Трои, уполномоченный по делам Торакайской Бойни, говорю пафосно. И я говорю со всем пафосом, на который способен: я не могу воскресить прошлое, но я могу любить тебя сейчас.

И я люблю тебя сейчас. Понимаешь, Сашенька, Я Люблю Тебя Сейчас. Пожалуйста, не смейся надо мной, пожалуйста, не спрашивай, почему я не сказал тебе этого раньше. Я знаю, удача в этом мире улыбается дерзким и настойчивым, а смелость города берёт, но правда в том, что пока я был дерзок и настойчив, я не нуждался в любви. Да, жизнь порядочно меня мотала, но пока у меня оставались юношеские наглость и самодовольство, я всякий раз поднимался и начинал всё сначала. Я был самодостаточен: замкнутая монада в мире замкнутых монад.