Нф-100: Изобретатель смысла

-  Да уж,  - только и сумел выдавить из себя Гиркас. Бандерша, видя его замешательство, поспешила исправить положение:

-  Ну, что вы стоите?  - воскликнула она нарочито весело.  - С нашими неприятностями мы и сами справимся, а вы сюда отдыхать пришли! Ну- ка, расслабились, напряжение - долой! Смотрите, какие у нас девочки хорошие! Беллочка - ну, чистый персик, Лиза (это оказалась рыженькая)  - бутончик наисвежайший, Ада (строгая брюнетка)  - само очарование, а Магда...

-  Магда - пышечка,  - пришла ей на помощь толстуха.  - Пышечка и пампушка. Самый сок.

-  Пышечка, да,  - повторила бандерша.  - А Сашенька...

-  Луиза, я сегодня не могу,  - сказала Сашенька.  - Я домой пойду.

-  Ну, как это - домой? А если захотят тебя?  - бандерша обвела рукой Гиркаса и Крымова.

-  Не захотят,  - заверил её Крымов.

-  Не захотят?

-  Не- а,  - покачал головой Гиркас.

-  Тогда иди, Сашенька, иди.

И Сашенька ушла.

-  Ну, решайте, кого брать будете,  - сказала бандерша.

Сердце Гиркаса забилось сильнее. Вот- вот ему предстояло сделать то, о чём он только мечтал. Он обвёл взглядом брюнетку, рыженькую, скользнул взглядом по Магде и остановился на Изабелле.

-  Она,  - сказал он робко и показал на неё пальцем.

-  Фу, как некультурно!  - сморщила Изабелла носик.  - Тебя, что, не учили, что нельзя тыкать в человека пальцем?

Но идти с Гиркасом в одну из уютных комнаток она не отказалась. Крымов же, лишившись Сашеньки, вздохнул и остановился на Магде.

-  Как же мне с тобой обращаться, сладенький?  - спросила толстуха, устраиваясь у него на коленях.

-  Согласно Женевской конвенции,  - пробурчал Крымов, но, едва обхватив ладонью левую грудь, пришёл в восторг:

-  Ей- богу, купол Святой Софии!  - воскликнул он.

А Изабелла в это время стояла перед Гиркасом обнажённая.

-  Ты тоже раздевайся,  - сказала она Гиркасу.  - Вон, взмок уже от пота. Ну, давай, не тяни. Уж я свои пять драхм отработаю, обещаю. Не хочешь раздеваться? Хочешь любить меня одетым? Ладно. Смотри, как я умею... Ммм?

-  О!  - только и сказал Гиркас. Это было и страшно, и приятно - но страшно, пожалуй, больше. Он напряг последние душевные силы и сделал попытку освободиться:

-  Послушайте,  - сказал он, тяжело дыша,  - может, вы расскажете о политике? Какой на текущий момент лидирующий кантон на Тразиллане?

-  Вот этот,  - и благоухающий рот Изабеллы заслонил собой всё на свете. Следующий час Гиркас не слышал ничего - ни ругани, с которой выносили труп незадачливой проститутки, ни Крымова, который, придавленный тяжестью Магды, пил вино и кричал один и тот же тост:

-  За Новую Трою,  - надрывался он,  - За все кантоны, вместе взятые! За конгаров, за Барсума и за Консультативный совет! За военных комиссаров, сколько их ни на есть, за Торакайскую бойню и за её Совет директоров! За Конкаса из Румбы, за Дункаса из Дзиру, за Тромсена, за Бомсена, за Гирневаса с Ромликом! За маму, за папу, за гуманизм и человеколюбие, за прогресс и историческую справедливость, за наши ракеты и атомные бомбы, и гори оно всё синим пламенем, аминь!

А ещё не слышал Гиркас, как бандерша в соседней комнате шептала в трубку:

-  Алло, мистер Крампфусс, вы не поверите! Дун Сотелейнен - он здесь, он здесь!

Глава восьмая

Невероятное сафари тромсена

Вчерашний день для Седьмой выдался трудным. Расставшись с Гиркасом, она решила пройтись по Дипгородку в поисках съёмной квартиры, но из- за множества противоречащих друг другу указателей сбилась с пути и очутилась в конгарском квартале. Это было странное, дикое место: всюду слонялись истощённые люди, без конца повторяющие одни и те же истории: пошёл с мужиками, оттяпали ногу, теперь тут сижу; увидел мешок тхуриков, думал - ничейный, оказалось - Тромкаса, он мне башку и проломил; три дня дрался чин чином, отлучился на минуту - всё, заняли моё место, а я солому жую.

Постепенно перфекта поняла, что в этом квартале живут те конгары, кому в силу тех или иных причин заказана дорога на Торакайскую бойню. Удивительно, но возможность остаться в стороне от кровопролития здесь никого не радовала, напротив, именно в посильном убиении своих братьев конгары видели для себя возможность выбиться в люди.

-  За восемь человек дают мешок пшена,  - рассказывал, прислонясь к забору, конгар с взъерошенными рыжими волосами.  - За десять показывают по телевидению. Плюс значок - пустяки, а приятно.

-  А ты скольких прикончил?  - спрашивал его приятель.

-  Семерых.

-  Чуть- чуть не хватило.

-  Да. Пожалел одного, а зря - надо было добивать.

-  А чего пожалел- то?

-  Так ведь брат.

-  Родной?

-  А какой ещё? Считай, детство вместе провели. Фору жрали, маракчой друг с другом делились. Я как про это вспомнил, так и подумал: дался тебе этот мешок пшена, жил без него и ещё проживёшь. Какое пшено, когда перед тобой брат в крови валяется!

-  А теперь - добил бы?  - спросил приятель.

-  Конечно. Всё одно теперь помирать.

Чуть дальше по улице другой конгар, окружённый группой приятелей, чертил на песке запутанный план какой- то битвы.