Нф-100: Изобретатель смысла

На въезде он испытал настоящий шок: жемчужина Тразиллана, которую конгары прославляли на все лады за красоту архитектуры и благоустроенность, оказалась огромным скопищем вонючих юрт, шалашей и землянок. Население было под стать своим дворцам: из окна автомобиля Кинесс наблюдал конгаров, поедающих бурое месиво из большого котла, в котором, смеясь и пуская пузыри, плавал маленький ребёнок; конгаров, играющих в странную игру, смысл которой заключался в том, чтобы как можно сильнее ударить соседа остро заточенным камнем; конгаров, бьющихся головой о единственное дерево в радиусе ста километров; конгаров, дерущихся за право вываляться в луже конской мочи; конгаров, конгаров, конгаров...

Посередине узкой улочки, образованной двумя рядами мазанок, автомобиль встал.

-  Это наверняка лошадь,  - сказал Румкас, конгарский проводник, которого профессор нанял, посулив в уплату за труды фиолетовый галстук в жёлтую крапинку.  - На пути валяется. Сейчас схожу, посмотрю, нельзя ли объехать.

Он вышел из машины, прошёл немного вперёд, вернулся и сказал:

-  Нельзя. Придётся дальше пешком.

-  Сдохла, что ли?  - подал голос ассистент профессора.

-  Ещё бы! День, наверное, лежит, не меньше. Уже мухи завелись.

-  А почему никто её не уберёт?  - спросил профессор Кинесс.

-  Боятся,  - ответил Ромкас.  - Лежит, никому не мешает, а уберёшь - неизвестно, что будет.

Делать было нечего, пришлось вылезти из машины и идти пешком. Под ногами хлюпала грязь, один раз Кинесс чуть не наступил на огромную бурую крысу. Настроение портилось с каждой минутой. Отовсюду тянуло сыростью и гнилью. Дойдя до конца улицы, путешественники обнаружили, что за углом начинается что- то вроде проспекта, по которому туда- сюда сновали конгары.

-  Здесь раньше яма была,  - рассказал Румкас.  - Огромная, две недели рыли.

-  А зачем?  - спросил профессор.

-  Силы было в избытке. Настроение, опять же, хорошее. Как вырыли, сразу стали падать. Один ногу сломал, другой шею. Когда Румлик, сын вождя нашего, грохнулся, поставили предупреждающую надпись. Яркую, красивую, за тысячу шагов видать: "ОСТОРОЖНО! СМОТРИТЕ ПОД НОГИ!". Сущая для нас диковинка: чтобы посмотреть, народ с окраин ехал. Приедет - упадёт, приедет - упадёт. Выходило, что как только надпись поставили, вдвое больше конгаров падать стало. Убрали надпись - всё равно падают. По привычке. Наконец, вождь плюнул, велел яму засыпать. Куда там - те, кто поблизости жил, взбеленились! "Мы - люди простые,  - закричали,  - у нас всех радостей в жизни - бабы, драка да жратва. А тут хоть какое- то развлечение: смотреть, как дураки в яму падают. Над тем, кто покалечился - смеёмся, того, кто помер - обсуждаем. Вот время и проходит. Так что нет здесь нашего согласия, и не будет!". Вождь тогда плюнул на это дело. "Хрен с вами,  - говорит,  - делайте, что хотите". Ну, они на другой день яму и засыпали. "А что?  - говорят,  - Жалко ведь народишко- то! Иной как упадёт - так стонет, что сердце кровью обливается. Что мы,  - звери, что ли?". Как засыпали, другие разговоры начались: "Что ж мы наделали- то? Последнюю радость сами у себя отобрали!". С тех пор сидят - настроения ждут.

-  Настроения?  - спросил профессор.  - Для чего?

-  Как это, для чего? Новую яму рыть. Жить,  - изрёк Румкас,  - надо для чего- то. Если в жизни есть цель, то и до сорока доживёшь.

-  А если нет цели?  - спросил ассистент профессора.

-  Нет?  - Румкас почесал в затылке.  - Ну, так мы жить не пробовали. Нам, конгарам, душевные терзания необходимы. Без них и жизнь - не жизнь.

-  Так вы, значит, хорошо живете?  - спросил Кинесс, пристально вглядываясь в наивное лицо своего провожатого.

-  Конечно,  - ответил тот.  - А как иначе- то?

-  А почему же мрёте, не дожив до сорока?

-  Так ведь жизнь- то поганая, нестоящая у нас жизнь.

-  Налицо противоречие,  - заметил ассистент.

-  А хоть бы и так,  - заметил Румкас.  - Что оно у нас, единственное, что ли?

Ну а дальше? А дальше вот что: прожили профессор с ассистентом в Дзиру целых две недели. Жилищем им служила просторная, чрезвычайно сырая землянка, куда дзираи в знак уважения принесли огромную чугунную ванну - трофей, захваченный ими в какой- то междоусобице. В этой ванне Кинесс с ассистентом спали по очереди. Ночью в землянке становилось холодно, и, чтобы согреться, тот из них, кто стоял на страже, брал в руки суковатую палку и отгонял крыс, забегавших в землянку из соседней юрты, где заседал совет племени. Крысы были жирные и наглые - однажды среди ночи ассистент Кинесса проснулся оттого, что огромный бурый пасюк обнюхивал его лицо. Утром он пожаловался на это Румкасу.

-  А вы в другой раз хватайте его да жарьте,  - сказал Румкас.  - С хои- хои хорошо пойдёт.

-  Эх, Румкас,  - сказал ассистент с тоской в голосе,  - какое же у вас тут всё тоскливое, грязное, неуютное...

-  Зато родное,  - отозвался конгар.