НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 33

Наша фантастика в лучших своих образцах — это литература новых горизонтов, больших социальных обобщений и страстных обличений всего того, что улеглось на дороге в будущее. Именно эта ее линия началась с «Аэлиты» А.Толстого, «Месс-Менд» М.Шагинян, «Треста Д.Е.» И.Эренбурга, «Мы» Е.Замятина, «Роковых яиц» и «Собачьего сердца» М.Булгакова…

В 20-х годах было много романтики и много трагедий, здесь соседствовали комсомольцы-энтузиасты и укутанные в дорогие меха нэпманы, подобные профессору Преображенскому… Отразить это время, донести его правду, его полифонию можно только совместными усилиями всех литературных направлений. Как мы видели на примерах Замятина и Булгакова, достаточно широкий, достаточно демократический подход к литературе долгое время не пользовался у нас снисходительностью. По соображениям, далеким от литературных, в «обоймы» не попадали пусть и не столь уж многие, но по-своему замечательные писатели и книги.

В истории интересующего нас жанра чрезмерно последовательное утверждение убеждения, будто может существовать некая абсолютно «правильная», абсолютно «научная» фантастика, привело к тому, что долгое время критику практически не устраивало ни одно публикуемое произведение. В полезности, даже необходимости фантастики, особенно для молодежи, вроде бы никто не сомневался, но как только дело доходило до конкретики, начинался жестокий разнос. В первую очередь били талантливое, выходящее за рамки ординарности. Били не только сатиру, не только Замятина и Булгакова, подобной участи не избежал ни Толстой, ни Катаев, ни Грин, ни Беляев. Заодно доставалось Жюль Верну, Уэллсу, Майн Риду и др. Звучало это примерно в следующей тональности: «Ясна была во всей этой литературе и социологическая установка… Империалистических тенденций своих авторы не скрывали и разлагали ядом человеконенавистнической пропаганды миллионы своих юных читателей… У этих романов грех в том, что они возбуждают чисто индивидуалистические настроения читателя… и отвлекают его от действительности то в межпланетные пространства, то в недра земные, то в пучины морей…» (Революция и культура. — 1930. — № 1).

Тенденция эта — «долбать» самые лучшие, самые острые книги — оказалась весьма устойчивой. Она дожила до наших дней, но очень хотелось бы надеяться, что она не переживет их.

В наше время едва ли кто осмелится впрямую требовать от фантастики включиться в пропаганду химизации. Но на практике огромная часть фантастики низводится до уровня убогого толкователя общеизвестных истин, а иногда и несусветной чепухи. Она перестала быть даже популяризаторской, создатели этого оригинального «жанра» вряд ли и обладают необходимой эрудицией, не говоря уже о литературных способностях. Они не только не соблюдают художественных законов, но, похоже, не подозревают об их существовании. Данная печатная продукция паразитирует на здоровом корне талантливой фантастики, по заслугам заработавшей у читателя неслыханную популярность, такую, что одной рубрики «НФ» достаточно для того, чтобы книга разошлась в мгновение ока. А многим авторам и издателям ничего больше и не надо. Был бы спрос — предложения будут в изобилии. Это одна из причин живучести серой, никчемной, нехудожественной фантастики. Ее очень легко создавать. А вот фантастику, какую пишет Булгаков, поди-ка сочини!

Но есть и другие, более глубокие причины на первый взгляд парадоксального стремления спихнуть фантастику с художественных высот в болото пустословия.

Смелая и талантливая фантастика пугает иных администраторов — литературных и издательских. Уже упомянутый Савва Лукич из «Багрового острова» — убийственный портрет именно такого чиновника от культуры, который присвоил себе право единолично решать судьбу произведений искусства. Он-то всегда лучше автора знает, что «правильно», что «выдержано» и каким должен быть финал. Жаль, что Савва Лукич не остался в далеких 20-х годах.

Разумеется, не только с фантастикой и не только с литературой расправлялись лукичи. Их стараниями была отсечена значительная часть богатейшего советского послереволюционного искусства, открывшего новые пути художественного освоения действительности. Человечество с благодарностью отправилось по этим путям, а у себя на родине они оказались перекрытыми. А музыка? А Шостакович? А уже в недавние дни многие кинофильмы, авторская песня, Окуджава, Высоцкий? Можно было бы поговорить и о том, к каким настроениям среди молодежи привели эти бессмысленные запреты, но вернемся к нашей теме.