НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 33

Что же именно больше всего не устраивало лукичей в фантастике? Некая аура независимости, свободомыслия, которой она ухитрялась окружать себя. Но ведь истинная фантастика, построенная на полете воображения, и не может быть иной. Фантастика потому и фантастика, что она не впрямую отражает действительность, она ее как бы творит, она создает собственные модели. В этих моделях жизненные пропорции всегда бывают нарушенными опять-таки на то она и фантастика. Из-за этого иные углы начинают выпирать, становятся рельефнее, заметнее, острее. Мимо них нельзя проскочить, не обратив внимания или даже не уколовшись. А уколовшись, читатель начинает озираться и думать — с чем же таким он столкнулся? С точки зрения пугливой достоверности появление гигантских анаконд в окрестностях Можайска или скоропалительное превращение дворняги в человека — категорическая чушь, но с какой силой работают, эти фантастические приемы, чтобы разоблачить авантюризм рокков или собачье нутро демагогов и приспособленцев. Мало того что модель нарушает привычные соотношения, ее условность может быть еще и многозначной, она допускает различные интерпретации, к тому же изменяющиеся во времени. Известно, что свифтовские лилипуты пародировали английские политические партии того времени. Но какое дело современному читателю до грызни между тори и вигами в конце XVII столетия, а гениальные образы Свифта продолжают жить и бороться. Например, знаменитая лилипутская война между сторонниками разбивать яйца с острого конца и их противниками-тупоконечниками служит прекрасным символом многих политических баталий, и не только политических, понятно.

Можно думать, что именно эта многозначность и пугает. Мало ли какие ассоциации, или, как нынче говорят, аллюзии, придут юному читателю в голову. Как бы чего не вышло. Нет уж, лучше иметь дело с литературой, которая займется воспеванием химизации и, следовательно, не будет вызывать у читателя никаких мыслей. Ведь просто запретить фантастику было невозможно, к ней тянулось молодое поколение. Вот ему и начали подсовывать со знанием дела суррогаты, выдавая их за главную задачу жанра. Потому и процветает серая фантастика, что она все еще расценивается как совсем не опасная, если, конечно, не считать эстетического вреда, наносимого ею читательскому вкусу, а также потерь бумаги и времени на ее чтение.

Разумеется, лукичи не всегда действовали с помощью прямых запретов. Они умели поддерживать определенную общественную атмосферу, в которой непременно находилось достаточное число доброхотов. Некоторые из них, несомненно, искренне считали, что выполняют важную идеологическую миссию, другие старались изо всех сил по конъюнктурным соображениям. Давно уже осуждена разухабистая, так называемая рапповская, критика, и действительно, приходишь в ужас, читая эти судебные приговоры. С классовыми врагами говорили более уважительно, приходилось соблюдать хотя бы дипломатический этикет. И все-таки мотивы поведения хулителей 20-х годов можно понять скорее, нежели их послевоенных последователей.

Стоит ли специально оговариваться, что все эти «пугающие» свойства фантастики на самом деле ее непреходящее преимущество, ее основная ценность; для расковывания воображения она и создается и читается, все остальное лишь досадное растранжиривание времени. Стоит ли добавлять, что, несмотря ни на что, советская фантастика выстояла и победила, и ее победами можно заставить не один стеллаж. Но тут не требуется чрезмерно бравурный тон. Мы не знаем, скольких талантливых произведений мы не досчитались, почему, например, отошел от фантастики Алексей Толстой и многие другие крупные писатели. И нормально ли, что некоторые произведения возвращаются к нам только сегодня, после стольких лет небытия? Разумеется, фантастика — это не автономный район, тысячами нитей она связана со своей эпохой, со всей культурой, со всей литературой. Вне исторического контекста понять ее эволюцию нельзя. И то, что сегодня мы имеем возможность пересмотреть и дополнить историю советской фантастики, объясняется, конечно, прежде всего общей демократизацией нашей жизни, возвращением к естественной и достойной широте взглядов, к терпимости выслушивать различные точки зрения без немедленного объявления их происками мирового империализма. Хотя, понятно, отсылать непонравившихся по указанному адресу проще и результативней. Но скольких же потенциальных сторонников мы оттолкнули от себя, от нашей страны, от нашей идеологии неуклюжими маневрами!

* * *

Переместимся из 20-х годов в 30-е. Фантастика 30-х годов несла на себе отпечаток сурового предвоенного десятилетия. Она стала суше, рациональнее, прямолинейнее; в далекое будущее она начала вглядываться с робостью. Были, конечно, факторы, которые поддерживали интерес к ней, — героическая эпопея Арктики, например, или все более вырисовывающаяся угроза войны. Но другие причины мешали ее развитию, и нельзя сказать, что помехи были неэффективными.