Вот ведь засада! Как тут нормально играть, если этот дурацкий братик все время спит? А стоит его разбудить, он тут же начинает противно пищать, а ругают за это почему-то не его, а Дени. Мячик не покидаешь, прыгать нельзя, орать нельзя. Он попробовал поиграть с братиком, подергать его за ручки и ножки, так нелепое существо развопилось, а мама стала кричать на Дени. Мама! Хорошо еще, папы не было. Если уж терпеливая и ласковая мама так накинулась, папа вообще прибил бы. А ведь раньше они говорили, что с братиком можно будет играть! Врали, стало быть.
Дени считал дни до следующего лета. До того момента, когда они поедут на дачу. Там будут Ильтены, а с госпожой Ильтен не заскучаешь. Конечно, папа отпустит его на двенадцатую дачку: все равно он больше не нужен родителям, у них есть Тюль. Когда становилось совсем грустно и горько, Дени думал о будущем лете, и грусть немного отодвигалась.
И наконец оно наступило. Папа загрузил в багажник большой синей машины кучу вещей, раньше принадлежавших Дени, а теперь отобранных у него и перешедших братику. Ванночка, стульчик, кроватка — все это совсем недавно было его, а теперь ему приходится сидеть на жестком табурете и спать на раскладушке. Даже игрушки… Стоило Тюлю протянуть к чему-либо свою цепкую мелкую лапку — это нужно было отдать. Хорошо хоть, мячик оставили. И палку, с которой Дени начал упражняться под руководством госпожи Ильтен, а потом забрал домой. Маме палка не нравилась, но папа сказал: пусть пацан развлекается. Правда, добавил: разобьешь своей палкой что-нибудь — неделю сидеть не сможешь. Не солгал… К сожалению, с палкой нельзя было играть, когда братик спит и вообще когда он рядом. Но на даче Дени оторвется!
Мама, тетешкая Тюля, расположилась на заднем сиденье, а Дени впервые позволили сесть на переднее. Он смотрел на дорогу, убегающую под колеса, на залитые солнцем верхушки деревьев по обе стороны и думал, как здорово будет покататься на лодке с госпожой Ильтен. Градус настроения пополз вверх.
Естественно, на дачку номер 12 Дени побежал первым делом. Так торопился, что и мячик, и палку забыл взять. Промчался по не просохшей еще с весны просеке, пачкая сандалики грязью, толкнул кованую калитку, приветливо помахал красноглазому железному монстру…
И у самого крыльца словно споткнулся.
На крыльце стояла коляска. А в ней спала такая же мелкая хрень, как и дома.
Детский обиженный рев, донесшийся со двора, заставил Терезу отвлечься от кастрюли с супом, а Ильтена, задремавшего в кресле с журналом — распахнуть глаза и схватиться за сердце. В отличие от мужа, Тереза поняла сразу: голос не Верочкин. Дочь так орать не могла, объем легких не тот. Тем не менее крик ребенка — явный знак неблагополучия. Тереза сняла кастрюлю с плитки, от греха подальше, и устремилась на крик.
Надо же, а она и не знала, что Хэнки приехали. Их сын, изрядно подросший за зиму, ничком лежал у крыльца и плакал навзрыд, колотя кулачками по земле.
— Малыш, что с тобой? — Тереза присела рядом. — Ты ударился? Поранился?
Дени замотал головой. Проснувшаяся Вера заворочалась в коляске. Он бросил на нее взгляд, полный отчаяния, и заревел пуще прежнего.
— Э нет, так дело не пойдет. — Тереза взяла дрожащего пацана на руки, попутно ощупав косточки. Вроде никаких повреждений; с чего же обычно не унывающему мальцу так рыдать?
— У в-вас теперь вот это есть, — заикаясь, пробормотал Дени, показывая на коляску. — Я в-вам тоже больше не нужен, да?
— Что? — Тереза нахмурилась. Парень в натуральной истерике. И это «тоже больше не нужен» очень насторожило Терезу.
— Давай-ка в дом, — решила она.
Прижала тяжеленького уже ребенка покрепче и взошла на крыльцо. Дочка раскряхтелась, сон насмарку.
— Дед Калле! — позвала она. — Забери Верочку, она проснулась.
Проснулась, уловил Дени. Это существо проснулось. Из-за него. Сейчас госпожа Ильтен разозлится и прогонит его… Он зарыдал еще сильнее.
Но госпожа Ильтен не разжала руки. Отодвинула дверную занавеску, изнутри повеяло прохладой. Дени пришел в себя в глубоком мягком кресле, завернутый в одеяло, умытый, с вытертыми соплями. Госпожа Ильтен была рядом. И господин Ильтен тоже.
— Кому это ты не нужен, дружок? — спросил он мягко и серьезно.
— Никому, — всхлипнул Дени.
— Разве?
— Папе с мамой я не нужен! — выпалил он и заговорил, захлебываясь слезами: — У них теперь другой ребенок. А меня они больше не любят. Я им только мешаю возиться с этим противным Тюлем!
— Тюль твой брат, — покачала головой Тереза. — Три-четыре года назад ты был таким же маленьким и беспомощным, и они с тобой так же возились. А сейчас ты уже большой парень. Ты много знаешь и умеешь, ты храбрый, стойкий и здоровый. Неужели не потерпишь немного, пока твой брат чуть-чуть не подрастет?
— Я хотел к вам. — Дени хлюпнул носом. — Как в том году. — Слезы не переставали течь, и нос мок, оттого предложения были кратки и бессвязны. — А у вас тоже. Это вот. Я вам теперь мешаю, да?
— Чему ты можешь помешать-то? — Тереза взъерошила его вихры и вытерла нос платком.
Он засопел и покосился на Веру.
— Вот с этим возиться.