Ни слова о магах

Бревенчатая стена. Густая паутина. Паук, пробежавший по ладони, — Стас брезгливо стряхнул его. Пыльные пучки трав. Чья-то холодная рука, растопыренные пальцы. Скрип половиц… Тихий шелест завесы справа. Вот она — тяжелая плотная ткань…

— Садитесь на пол. Не надо света, я прошу…

— Это ты, лекарь?

— Я, стрелок.

— Мы хотели у тебя ненадолго остановиться.

— Оставайтесь.

— Но у тебя так темно.

— Подождите немного, и можно будет зажечь огонь. Но не сейчас… Подождите…

— Подождать? Чего?

— Я умираю. Дайте мне немного времени…

Непроглядная темнота, тишина, этот странный бестелесный голос — у Стаса мурашки бегали по спине. Он сидел на полу, на каком-то коврике — даже на ощупь чувствовалось, что коврик этот невообразимо грязен, засален до невозможности. В ушах стучала кровь. Стас затаил дыхание, напрягся, выпрямив спину. Где-то рядом были товарищи — ему хотелось поводить вокруг себя руками, найти их. Но он сдерживался. Потому что если бы кто-то сейчас коснулся его самого — Стас не выдержал бы напряжения и закричал.

Дикий нечеловеческий крик в этой тьме, в этом странном доме — и можно отправляться в “желтый дом”.

Хозяин дома умирал… Сама смерть стояла где-то здесь, совсем рядом. Протяни руку — и коснешься ее. Зайдется в леденящем ужасе сердце, вспухнет, толкнется в грудь и лопнет, будто перезрелый помидор…

— А ведь он жив, — выдохнул голос.

— Кто? — в голосе Джоша звучал страх. — Мальчик?!

— Нет, стрелок, не мальчик… Тот, кто вытащил тебя из тюрьмы… Кому ты обещал защиту… Кого поклялся не предавать…

— Рудгер?!

— Да.

— Жив? Но я же…

— Жив. Он у мага. У того, второго.

— Назлуха?

— Я не знаю имен… Я умираю… Слабею… Не вижу их… Ты оставил его…

— Я думал…

— Оставил…

— Он…

— Ты… оставил…

Словно кто-то — что-то? — прошел совсем рядом. Стас кожей лица почувствовал движение воздуха, обмер, съежился, вперился во мрак. Сквозняк?

Бесцветный тихий голос обронил несколько непонятных — будто бы знакомых — слов. И сбоку вдруг откликнулся Хурхас. Заговорил быстро, затараторил. Услышав голос мага, Стас выдохнул, расслабился — напряжение немного отпустило.

Незримые собеседники какое-то время вели диалог на непонятном языке, потом установилась тишина.

Джош кашлянул, спросил осторожно:

— Ты знаешь язык магов?

— Да.

— Так кто же ты? Откуда?

— Я — последний… Помнишь мою жену и детей? Белая, неестественно длинная рука, удивившая слабый трепещущий огонек…

— Да.

— Они умерли почти сразу, как ты со своими друзьями ушел… Я надеялся… Но нет… И теперь я — последний…

— Какие у тебя дела с магом?

— Те же, что и у тебя.

— У меня с ним нет никаких дел.

— Есть… Вспомни — твой друг остался там…

Тишина.

Стас почему-то был уверен, что Джош покачал головой. Он словно бы даже видел стрелка, видел, как тот, скрестив ноги, сидит на полу — правая рука на револьвере, левая упирается в бок. Набычившись, Джош смотрит в темноту и медленно-медленно поводит головой…

И вновь это движение воздуха! Словно кто-то провел рукой перед самым лицом. Стас втянул голову в плечи, нащупал зажигалку в кармане.

— Не надо, — сказал голос. — Не надо света… Еще несколько минут… Всего лишь…

Несколько минут в полной темноте. Когда физически чувствуешь, как расширяются зрачки, как взбухают глазные яблоки. И через какое-то время уже не можешь понять, закрыты твои глаза или открыты: тьма одинакова во тьме…

Несколько минут в мертвой тишине. Среди странных запахов и удушливой пыли.

В незнакомом доме.

С незримым хозяином.

Всего лишь…

Несколько минут…

— Они спят… — прошелестел голос совсем рядом. — Даже маг… Спят…

Стас вздрогнул. В горле мгновенно пересохло. Заколотилось сердце. Он хотел было вскочить, но ноги его не слушались. Хотел было закричать, но язык окаменел и онемели связки.

— Я не могу уйти так просто… Я надеялся, что это будут мои дети… Но они не дождались… Я последний… Что-то жесткое коснулось запястья Стаса. Паучья лапа. Словно когти впились в кожу.

— Я ждал кого-то похожего на тебя… Думал, это будет стрелок… Но он не тот…

Сделалось жарко. Пот выступил на лбу, потек в глаза.

— Ты получишь это… Я наконец-то освобожусь… Мне так надоело…

Руку жгло. Мышцы страшно ломило.

Горячий яд вливался под кожу…

И вдруг Стас прозрел. Вокруг было так же темно, но он видел все: тесную комнатушку, неказистый стол, дощатые нары с грудой тряпья, забитые, законопаченные окна, циновку на стене… И лицо — жуткое лицо с гниющими провалами глазниц, выпирающие кости скул, голый шишковатый череп, сочащиеся сукровицей раздутые губы.

Не в силах смотреть на это, Стас закрыл глаза.

Но видение никуда не делось.

Он отвернул голову.

Но жуткое лицо смотрело прямо на него.

— Ты видишь, да? — прошелестел голос. — Это хорошо… Тебе надо привыкнуть… Невыносимая жара.

Голова просто кипит — словно паровой котел. Вот-вот взорвется…

— Прощай… — шевельнулись губы и расползлись в жуткой ухмылке. Кожа на щеках лопнула, нижняя челюсть отвисла, на пол закапало нечто густое, бесцветное…

И Стас закричал.

Он кричал и уже ничего не видел. Боль ушла, жар отступил, вернулся непроглядный мрак, затопил глаза. Потом кончился воздух, и он задохнулся. Но продолжал кричать, беззвучно и отчаянно.