Ни тени стыда. Часть первая

— Стражу на ножи! Тропу на ножи! Слава атаманам! — бормотал парень, похожий на медицинское пособие по изучению раневых каналов.

Он дёргал руками и ногами, мотал головой и, видимо, даже не понимал, где находится и что происходит. А вот толпа поняла всё, что нужно: это и есть последний уцелевший атаман.

— Разорвать лошадьми!

— Поднять на кол!

— Насыпать в раны соли! Нет, напустить муравьев!

— Утопить сволочь в нужнике!

— Сжечь живьём!

— Содрать кожу! Да, содрать кожу!

Последнее предложение нежданно проявивших себя фанатов мучительных казней нашло самый горячий отклик у толпы. Десятки рук потянулись к молодому атаману. Уж сейчас он ответит за всё.

— А ну быстро на три шага от задержанного.

Начальник Герцогова Ока сказал очень тихо, но никакой крик не мог подействовать на толпу сильнее.

Люди отошли ровно на три шага. Найрус приблизился к атаману, чтобы казнить, но не такой жуткой смертью, какая пришлась по душе толпе.

Казалось немыслимым, что с таким количеством ран человек мог ещё жить. Кровь из самой страшной, на груди, выливалась при каждом вдохе. Ребёнку бы сейчас хватило сил добить последнего преступника из шайки, наводившей ужас на страну. И, как это ни странно, Ракка сам сейчас напоминал Найрусу, принявшему в своей жизни больше тридцати родов, включая рождение Фейли и Блича, только что рождённого ребёнка — судорожное дыхание, рефлекторные движения, кровь по всему телу, а, главное, состояние полной беззащитности.

Напомнил всем этим, а ещё той отчаянной жаждой жить в каждом члене, какая бывает лишь у тех, кто или только вышел на свет из утробы или уже стоит на краю могилы.

Найрус присел на корточки возле Ракки, и с этого расстояния даже под кровавой маской увидел то, на что не успел обратить внимания за короткие секунды их первой встречи. Насколько молод последний атаман. Здоровый как бык, бешенный в драке, как загнанная в угол крыса, разрубающий людей топором чуть ли не до пояса, но, ведь, ненамного старше кузена Ти. Как он вообще в такие годы дослужился до собственного атаманства?

— Ааа! — закричал Ракка и снова провалился в забытье.

И его крик настолько напоминал первый выдох новорожденного, что снова ворох ассоциаций.

И не было похожего вовек и больше уж не будет никогда, рождается на свете человек, рождается ещё одна мечта, — вспомнилась профессору песня из одного спектакля о благородстве и торжестве добра. Найрус не любил эту пьесу за наивность, а Гулле, наоборот, обожал, и говорил, что пока таких на сцене меньшинство, люди обречены страдать друг от друга.

Какой же была твоя мечта, мальчик Ракка? Неужели ты всегда мечтал убивать и грабить?

И профессор убрал кинжал и достал из сумки всё необходимое медику.

Да, он не добил Ракку Безбородого, а спасал ему жизнь. Может, Ракка этого и не заслужил. Не его, Найруса, дело. Бой закончен. И Найрус уже не воин, а врач, а уж тем более не палач и судья.

Рядом, Блич, вспоминая всё, чему учился у Найруса в плане лекарства, мешал уйти по ту сторону названному брату. Секретарь и Герт ему помогали.

Народ безмолвствовал. Он понимал, что ему сейчас дают какой-то урок, но какой именно — ещё мало кто осознавал.

— Хватит глазеть! Тащите в лазарет раненых! Всех раненых!

Невилл тем временем написал имя охранителя города на второй стене и взял в чёрную рамку.

Толпа сразу же поняла, кто заплатил главную цену, чтобы они жили намного спокойней, чем раньше.

За считанные часы в городе не осталось ни одного человека без чёрной повязки. Чёрные флаги висели всюду. Во всех церквях началась заупокойная служба. Имя Воина Чести писали на каждой стене.

А потом начали появляться цветы. Их было очень много. Домик ростовщика буквально скрылся под ними. Весь двор дома Воина Чести был заставлен цветами, и несчастная Инге стояла среди них на коленях и плакала, плакала, плакала, пока её не увели Фейли и Хмаи.

Всех мальчиков, кто родился в этот день, назвали Аркабейрам, а девочек Гуллейна.

Это был по-настоящему народный траур. По-настоящему народная скорбь.

* * *

Когда Ракка очнулся, на улице уже была глубокая ночь, причём вторых суток после боя. Он попытался встать, но тут же завопил от боли по всему телу.

— Спасибо, поспали! — раздался тяжёлый вздох на соседней койке. — Мальчику Ракке опять приснились объятия покойного Смотрителя.

Ракка с трудом повернул голову и увидел всего перебинтованного Виклора Волка.

— Да как ты...

— А чего ты хотел? Мы самые серьёзно раненые, для нас отдельная палата. А чтоб не подрались, Секретарь взялся следить за нами, ни на минуту не отлучаясь. Вон его стул.

— А почему там никого нет?

— Наверное, потому, что мой названный брат «образец ответственности».

Некоторое время они лежали молча, потом Виклор сказал:

— Я тут подушку придавлю чутка, сон хороший недосмотрел. Мне как, сковородку в штаны класть, или ты даёшь клятву каторжанина — никаких поползновений?