Джин окидывает оценивающим взглядом красивые наряды Ханны и ее подопечной. Берет себя в руки, улыбаясь девочке.
– А ты чем здесь занимаешься?
– Мы идем в магазин Макилроя, – отвечает Джослин. – Надо кое-что купить в галантерее.
– В галантерее! – фыркает Джин. – Значит, вы все из себя фу-ты ну-ты? Черт, Ханна, это ведь не твоя девчонка, верно? Похоже, ты набрела на приличную работенку, а? – Она наклоняется к Джослин, и та делает шаг назад, прячась за юбку няни. – И как тебя зовут?
– Джослин Камилла Верити Холт.
– Интересно, где ты живешь, Джослин Камилла Верити Холт?
– В Лейк-Холле, недалеко от Даунсли.
– Да ладно! Ха-ха, кушаешь завтрак с серебряной ложечки, да? А это что у тебя?
Джослин показывает Джин обложку книги, которую все это время держала под мышкой.
– Вот, уже два раза прочла, – говорит она.
– «Повелительница лошадок», – читает Джин. – У тебя же наверняка есть собственный пони, подружка? Бьюсь о заклад, что есть!
– Извини, нам пора, – перебивает ее Ханна.
Джослин может рассказать отцу о встрече, а Ханне это совершенно ни к чему. Только не сейчас, когда между ними зарождаются многообещающие отношения.
Джин не отрывает взгляд от малышки, наклоняется ней, и ее грязный нос едва не утыкается в розовое личико Джослин. Ханна оттесняет бывшую подругу от ребенка.
– Приятно было повидать тебя, Джин. Береги себя.
– Не будет ли у тебя немножко мелочи?
– Нет, прости. Ни одного лишнего пенса. Ладно, нам пора.
Они уходят, и Джослин спрашивает:
– Кто эта леди?
Ханна молчит. Она буквально бежит, волоча за руку свою воспитанницу, пока крики Джин не стихают вдали.
Вскоре воспоминание о нечаянной встрече выветривается у Ханны из головы, однако проходит три недели, и Джин появляется в Лейк-Холле.
Джо
Заезжаем во дворик больницы. Ветер разбушевался настолько, что опасаюсь, как бы он не унес мать. Нахожу свободное инвалидное кресло, усаживаю ее, и она сразу прибавляет как минимум десяток лет. Вспоминаю те обвинения, что она бросала мне в лицо. Похоже, мать окончательно выжила из ума.
Нас встречает тот же самый врач, что осматривал ее прошлый раз.
– О, миссис Холт, снова сражались за справедливость? – шутит она.
– Леди Холт, – поправляет ее мать.
Я нарочито кашляю, напоминая ей об обещании не смотреть на людей свысока, и мать затыкается. Ей делают рентген, накладывают гипс и дают сильные обезболивающие. Она по-прежнему мертвенно-бледна.
– Как ты? – спрашиваю я по дороге домой. – Тебе легче?
Она молчит, и я включаю радио. В эфире идет ее любимое шоу, однако мать его словно не слышит.
– Ты должна меня выслушать, – который раз едва слышно повторяет она. – Я тебе говорила, что Ханна наказывает Руби, и это вовсе не так безобидно, как тебе кажется.
Я сворачиваю на придорожную стоянку и резко торможу. За нашей спиной расстилается долина, которая сотни лет была нашим домом.
– Ханна не причиняла никакого вреда моей дочери. Девочке десять лет, и она иногда сочиняет небылицы.
– Джослин, она не лгала! Я точно знаю, что не лгала!
– Откуда у тебя такая уверенность? Зачем Ханне причинять ей боль? Зачем?
– Я видела ее кровоподтеки.
– Я тоже.
– И что скажешь?
Конечно, у меня есть некоторые сомнения по поводу объяснений Руби. Другое дело, что я никак не могу избавиться от недавних воспоминаний о той порке, что мать устроила мне в детстве.
– Ничего не скажу, – отвечаю я. – С тобой я эту тему точно обсуждать не намерена.
Поворачиваю ключ в замке зажигания.
После обеда звоню в Калифорнию. Глупо надеяться, что мои финансовые дела пойдут на лад, но вдруг? Тогда я смогу послать Фавершема ко всем чертям.
Новости предсказуемо печальные. Деловой партнер Криса мрачен. Он сыплет извинениями, и мне его даже жаль.
– Мне так стыдно… Я должен был позвонить сам, – бормочет он в трубку. – У меня не слишком хорошие новости, вот я и думал, как мне вам все это рассказать.
Я разговариваю с ним, стоя у окна своей спальни. Стараюсь не кусать губы от разочарования, лишь до боли поджимаю пальцы босых ног на холодном полу.
– Бизнес сохранить не удалось. Мне очень жаль. Продолжать без участия Криса было невозможно, и у меня не осталось выбора. Пришлось закрыться. Я боролся как мог, клянусь! И все же мы потеряли нашу компанию, Джо.
– Все до цента? – шепчу я.
Юрист говорил, что спасти деньги будет сложно, но я и представления не имела, что все кончилось.
– Да. Мне очень жаль. Не знаю, что еще сказать.
Вероятно, надо ему посочувствовать – в конце концов, человек обанкротился (впрочем, как и я), однако и мне сказать нечего.
– Ужасно выглядишь, – говорит Ханна.
Я все еще переживаю ужасную новость, и мне сейчас как никогда нужна Руби. Дочь сидит у стола, лакомится горячим шоколадом и пирожным с лимонной глазурью. На воротничке ее школьной блузки красуется зеленая полоска от фломастера. Утром ее не было. Я вновь осознаю, насколько, в сущности, она еще ребенок. Целую ее в макушку, и Руби дергается. Гормоны… Обычное дело.