Нянька. Меня воспитывал серийный убийца

Но мне было уже одиннадцать, и меня занимали совсем другие вещи. Теперь, когда мама с Роном поженились, Рон захотел купить яхту, продать мотель и послать Провинстаун к черту. Мне не хотелось покидать единственное место, где я чувствовала себя как дома. От мысли о том, что мы можем отсюда уехать, я не могла заснуть по ночам, у меня страшно болел живот, а пятна экземы распространились по всему телу. Мне приходилось надевать на купальник рубашку – так некрасива была красная сыпь. А потом моя обычная тревога превратилась в настоящий кошмар.

В субботу вечером за главного в отеле остался Фрэнк. Он же присматривал и за нами, потому что мама с Роном отправились в ресторан ужинать. Мотель был полон, свободных мест не осталось, и табличку сняли. В нашем коттедже было тепло и уютно. Тот вечер стал редким случаем, когда мы почувствовали себя настоящей семьей. Мы собрались все вместе, кроме Джеффа. Не помню, почему его не было с нами. Мы сидели и ели хот-доги с фасолью. После ужина мы с Джилл перемыли посуду, включили радио и стали танцевать под хит Jackson 5 – АВС. И тут в спальне мамы и Рона зазвонил телефон. Я сняла трубку. Это был Фрэнк.

– Слушай внимательно, – сказал он тихо, почти шепотом. – Заприте все окна и двери. Произошло новое убийство, прямо рядом с вами, в коттеджах. Я постараюсь прийти как можно быстрее.

У меня перехватило дыхание. Сердце отчаянно заколотилось. Еще одно убийство. Рядом с нами. Я бросилась на кухню, крикнула Джилл, чтобы она хватала младших и пряталась под маминой кроватью, а сама принялась запирать окна и двери. Потом я вытащила из ящика кухонный нож и бросилась в мамину комнату. Я набрала номер коммутатора и попросила соединить меня с рестораном, где ужинали мама с Роном.

Но дозвониться я не успела. Раздался громкий стук в стену коттеджа. Потом кто-то постучал в окно.

– Впустите меня, – потребовал мужской голос.

От ужаса я уронила телефонную трубку на пол.

Сквозь щель в ставнях я видела мужчину. На голове его был натянут нейлоновый чулок.

– Впустите меня! – Сквозь чулок блестели зубы.

Мужчина стучал во все окна коттеджа, двигаясь к входной двери. Я выставила нож перед собой, но руки у меня тряслись. Я вернулась в гостиную. Закричать я не смогла бы, даже если попыталась бы. Я буквально окаменела от страха. Из спальни вышла Джилл. Мы прижались спиной к стене и с ужасом смотрели, как дергается ручка входной двери – туда-сюда, туда-сюда.

Неожиданно дверь распахнулась. На пороге появился мужчина с чулком на голове. Ноги у меня подкосились, и я сползла на пол. В этот момент мужчина стянул чулок и расхохотался. Это был Фрэнк.

– Здорово я вас напугал, да? – крикнул он и разразился смехом.

После этого план Рона расстаться с Провинстауном перестал казаться мне таким уж плохим. Через год мотель «Бэйберри Бенд» был распродан – коттеджи и номера перешли в частные руки. Наш мотель стал одним из первых кондоминиумов Массачусетса.

Капитан промышленности, сделавший успешную карьеру в продажах, снова добился успеха – теперь на растущем рынке кондоминиумов. Он сорвал куш.

Глава 63 Тони

В первый год заключения Тони получал множество писем от поклонников. Это были совершенно посторонние ему люди, по большей части женщины. Он и сам писал немало, главным образом своим адвокатам, понося их за невыполненную работу, из-за чего «невиновный человек» оказался за решеткой. 28 декабря 1970 года он написал Голдману: «Я не убийца. Я жертва. Я жертва врача, распространявшего наркотики, и жертва наркотиков»[151]. Тони всегда искал виноватых. Когда он не обрушивался на Голдмана с упреками, то выпрашивал у него денег на что-то, что пришло ему в голову в конкретный момент: на изготовление изделий из кожи или украшений, на пишущую машинку, чтобы написать мемуары, на покупку сигарет и туалетных принадлежностей. Ему постоянно что-то было нужно. Обычно Голдман отправлял ему двадцать-тридцать долларов, иногда пятьдесят. Он ни разу не отправил ему сотню долларов, чего требовал Тони.

Тони писал не только письма, но и мемуары – «фактический роман». Эту идею он позаимствовал у Трумэна Капоте – писатель назвал «Хладнокровное убийство» «романом нон-фикшен». Свою книгу Тони назвал «Воскресение» – христианские аллюзии были ему очень близки. Он был уверен, что книга станет бестселлером и обеспечит его детей, пока он находится в тюрьме (Тони продолжал верить, что его освободят после апелляции, хотя апелляция его была отклонена без рассмотрения). Рукопись из четырехсот страниц так никогда и не была продана.

«Воскресение» – чтение тяжелое, порой неприятное. Тони снова продемонстрировал свой интеллект. Он писал длинными, сложными предложениями, писал о своей симпатии и родстве с другими детьми, выросшими без отцов, о потребности в утешении, защите и любви.