Тело Сесилии перевезли в Провинстаун, в морг Никерсона, тот же самый, где девять месяцев назад производили вскрытие тел Патриции Уолш, Мэри Энн Высоцки и Сидни Монзон. Затем Тони привезли на мессу в церковь Святого Петра. Ему позволили присутствовать на похоронах без наручников. Начальник полиции Маршалл получил информацию о готовящемся покушении на Тони Косту, поэтому были предприняты беспрецедентные меры безопасности. Наручники могли бы только осложнить ситуацию. После службы Тони смотрел, как отец Лео Дуарте проводит последние обряды над могилой матери. Он стоял рядом с Авис. Глаза у него были сухими. Но когда его снова сажали в полицейскую машину, плечи Тони поникли. Сидя между двумя полицейскими на заднем сиденье, он обхватил голову руками и зарыдал.
За год, прошедший со времени убийств, жители Провинстауна свыклись с ужасом. «Тони Коста закапывает девушек!» и «Давай-давай, Коста!» стали привычными дурными шуточками, над которыми можно было бы посмеяться, если бы речь не шла о жестоком убийстве и расчленении четырех девушек.
Тони нравилось внимание к себе. На Кейп-Коде шутили даже над тем, как именно были убиты девушки: «Тони Коста входит в салон «Кадиллака» и спрашивает, сколько стоит модель «Эльдорадо». «Вам придется продать руку и ногу», – отвечает продавец. «Договорились», – соглашается Коста». Тони даже приукрасил этот анекдот: «Я сказал: «Хочу эту машину». А продавец ответил: «Сынок, тебе это не по карману. Тебе руку и ногу продать придется». И тут я ответил: «Если у тебя найдется лопата, я вернусь минут через десять».
В апреле 1970, когда до суда осталось несколько недель, Голдман предпринял последнюю попытку вытянуть из Тони информацию, которая помогла бы построить тактику защиты. Он решил прибегнуть к гипнозу. Получив признание и подробную информацию об убийствах, Голдман мог бы либо просить об уменьшении наказания в силу влияния наркотиков, либо использовать тактику «виновен, но невменяем». Он чувствовал, что, хотя Тони несомненно был убийцей, ему место в психиатрической больнице, а не в федеральной тюрьме.
Но даже после трех попыток опытнейший специалист по гипнозу, доктор Джудиэнн Денсон Гербер, сумела добиться от Тони только признания в том, что он совершил убийство, так и не узнав, зачем и почему он это сделал. Записи и расшифровки шести часов гипноза таинственным образом исчезли. Остались лишь воспоминания одного из адвокатов Тони, Стивена Липмана, который присутствовал на паре сеансов. «Честно говоря, – вспоминал он позже, – это было отвратительно. Я не смог заставить себя прийти на третий [сеанс]»[139]
.Жизнь Тони в тюрьме Барнстейбл была тоскливой. У него было немало времени подумать о своих преступлениях и, возможно, искренне раскаяться в убийстве как минимум пяти девушек. Но верный себе, он жалел только самого себя. В письме к Лестеру Аллену он писал: «Враждебность прошла, но печальные одинокие воспоминания останутся навсегда. Жить с такой внутренней скорбью и печалью, не имея возможности раскаяться, это наказание, которого не смог бы придумать даже самый отъявленный садист»[140]
. И снова Тони жалеет только самого себя.Целыми днями он расхаживал по камере, а потом принимался судорожно писать в дневнике. Он мочился в бумажные стаканчики, потому что не мог заставить себя пользоваться металлическим туалетом в углу камеры.
«Он очень больной парень»[141]
, – говорил о нем Арманд Фернандес, помощник окружного прокурора округа Барнстейбл.Глава 61
Тони
Через пятнадцать месяцев после всевозможных усилий Голдмана, бесчисленных психиатрических экспертиз, тестов на полиграфе и сеансов гипноза, откладывать суд стало более невозможно.
11 мая 1970 года судебный пристав сопроводил присяжных в знаменитый зал судебных заседаний округа Барнстейбл. На приставе было традиционное одеяние XVIII века – синяя мантия и парик. В руке он нес длинный жезл. Тони надел костюм, который жена Голдмана принесла ему из запасов Мориса. Она отпустила рукава и брюки, но они все равно были ему коротки.
Вместо того чтобы допрашивать Тони о четырех убийствах, обвинение ограничилось двумя – теми, где было прямое доказательство, украденная машина. Речь пошла об убийстве Мэри Энн Высоцки и Патриции Уолш. Прокурор решил, что отбыть более одного пожизненного срока невозможно, поэтому об убийствах Сидни Монзон и Сьюзен Перри можно не упоминать. Хотя в 1951 году в Массачусетсе был принят «закон милосердия», который практически исключал смертный приговор за убийство (конечно, с учетом гнусности преступления), прокурор все же полагал, что Тони удастся отправить на электрический стул.