Нянька. Меня воспитывал серийный убийца

Последним Голдман пригласил психиатра Джека Юэлта, главу кафедры психиатрии в Гарварде, организатора созданной президентом Джоном Ф. Кеннеди комиссии по психическому здоровью. Теперь, когда Тони наконец признал, что держал нож в руках на месте убийств Пэт и Мэри Энн, Голдман надеялся, что Юэлт сумеет пробиться сквозь его оборону и выяснит, что же произошло на самом деле. Юэлт беседовал с Тони восемь раз. За это время Тони свыкся с мыслью о том, что, даже если он и убил этих девушек, это была не его вина – его заставили так поступить наркотики. Об убийствах он рассказывал Юэлту обрывками, словно это были наркотические сны, а не реальный рассказ о его преступлениях. Стоило ему хоть немного приблизиться к истине, как он мгновенно останавливался и ссылался на избирательную амнезию. «Вспоминая» убийство Сидни, Тони снова во всем обвинил наркотики и стал говорить о себе в третьем лице. Он имитировал шок и ужас от совершенного своим «альтер эго», говорил, как тяжело ему было видеть, как «он» убил Сидни, а потом изнасиловал ее и расчленил ее тело.

Сначала Тони вспомнил, как держал Сидни за руку, ведя ее от припаркованной на дороге машины в лес, к месту, где он прятал свой запас краденых препаратов. Потом возникло воспоминание, как она стоит на коленях и смотрит, как он откапывает канистру. Она что-то сказала, но очень тихо, Тони не расслышал. Потом он вспомнил блеск лезвия ножа и тихий стон Сидни, когда она упала, и ее красивые волосы закрыли половину ее лица. Каким маленьким и детским было ее тело, когда он сорвал с нее одежду. Какой хрупкой и слабой казалась она под ударами ножа. А потом пришло воспоминание о голосе, о его собственном голосе: «Почему?! Почему?!»[138]

В отчете Голдману Юэлт извинялся, что не сумел дать адвокату того, что было ему нужнее всего. Юэлт не смог поставить Тони определенный психиатрический диагноз. Как и Уильямс, Юэлт сказал, что Тони четко понимает разницу между добром и злом, поэтому должен понести суровое наказание за свои преступления.

Глава 59 Лайза

Маме нравилось жить на Кейп-Коде. Ей нравилось быть самой себе хозяйкой и сметать теплый песок с дорожек собственного мотеля. Ей нравилась энергия странных и замечательных людей, которые бродили по Коммершиал-стрит в немыслимо ярких нарядах. Ей нравилось танцевать ночи напролет. Чаще всего мы с Луизой оставались с горничной Салли в девятом номере. Выбирая между Фрэнком и Салли, мама решила, что нам больше не нужен бебиситтер в традиционном смысле слова (как будто у нас хоть когда-то такой был!).

Фрэнк стал для нее настоящей находкой. Он был скорее подружкой, чем работником. Уходя по вечерам в клубы, мама наливала себе с Фрэнком по бокалу «отходной» и принималась краситься – дед Джорджи в свое время называл это ее боевой раскраской: красные румяна, синие тени в тон глаз и розовая губная помада. Когда она начинала начесывать волосы в пышную прическу, оба страшно хохотали. Фрэнк пробовал ее губную помаду и расхаживал по нашей крохотной комнатке в босоножках на шпильках, накинув на плечи дешевое боа из перьев (мама купила его на блошином рынке). Я не осмеливалась спросить, почему Фрэнку можно играть с ее косметикой, туфлями и боа, а нам с Луизой было строго-настрого запрещено трогать мамины вещи.

Иногда мама отправлялась в клуб «Пилигрим» на Шенк-Пейнтер-роуд. Со временем из клуба он превратился в страшно популярный танцевальный бар «Пиггис», где спокойно принимали и геев, и гетеросексуальную публику. В другие дни они с тетей выбирали бар «Крысолов». В «Крысолове» они стали настоящими поклонницами певицы, которая часто там выступала. Певица была замужем, имела двух дочерей, но бросила мужа и детей, чтобы остаться со своей подружкой. Мама и тетя никогда прежде не слышали, чтобы женщина бросала мужа ради подружки. Эта история их зачаровала. Пожалуй, в глубине души, они немного завидовали этой женщине.

Однако тем летом мама рассорилась с Роном, и хорошее настроение окончательно ее покинуло. Она постоянно злилась. Мама попыталась спланировать «семейную поездку» в Диснейленд, но ничего не вышло. Думаю, потому что мы не были настоящей семьей. Мы с Луизой не представляли, где находится Диснейленд. А мама вдруг решила спросить у Рона, не устроить ли им свадьбу в Диснейленде? Рон врать не стал.

– Я не хочу снова жениться, – сказал он. – Кроме того, я не хочу иметь еще детей.