Нянька. Меня воспитывал серийный убийца

Когда Тони заговорил, в голосе его сквозила боль и страх. Похоже, тюремные реалии начали влиять на него. Он в подробностях рассказал об убийстве Пэт и Мэри Энн, но при этом продолжал настаивать, что убийцей был Кори Деверо. Во время этого теста он наконец-то признал, что именно он ударил Мэри Энн ножом, чтобы заглушить «странный звук». Он утверждал, что это было проявлением «гуманности». А потом он рассказал, как отрезал ей голову. Спокойно, без нервов Тони сказал, что он схватил Мэри Энн за волосы, вонзил нож ей в горло и принялся резать, словно салями, пока не отделил голову от шеи. Затем он за волосы отнес голову к яме и кинул туда, прямо на Сидни. Часть волос осталась у него на руках, и он стряхнул их в ту же яму. Цимммерман был потрясен этим признанием. Никогда прежде у него не было пациента, который настаивал на своей невиновности в убийстве, но признавался в расчленении.

Когда Циммерман спросил у Тони, почему он с таким упорством разрезал тела женщин на множество частей, тот ответил спокойно и даже с улыбкой:

– Чтобы они поместились в яме.

Судя по всему, подобные действия казались ему совершенно логичными.

На последнем тесте 26 октября Тони наконец-то сломался.

– На самом деле, я помню, как совершил эти убийства. Почему – я не знаю. Мне хотелось бы, чтобы кто-нибудь в этом разобрался. Преступления были совершены мной, но по неизвестным мне причинам. Я многого не помню[134].

– Теперь, когда вы вспоминаете эти поступки и сознаете, что их совершили именно вы, чувствуете ли вы себя психически больным?

– Конечно! – с энтузиазмом согласился Тони. – Я так думаю. Это проблема, которая требует решения. Должно что-то быть, иначе эти преступления не были бы совершены. Должно что-то быть[135].

Циммерман завершил работу с чувством, что никогда еще не сталкивался со столь хладнокровным убийцей. Как и Гарольд Уильямс, Циммерман ощущал глубокую опустошенность после общения с Тони. Это дело воплощало собой мучительную для него проблему. Он считал, что в США должен иметься федеральный институт, который изучал бы серийных убийц, подобных Тони Косте. Это позволило бы лучше понять причины их жестоких преступлений и, возможно, предотвратить подобные преступления в будущем. Психологические профили убийц со временем могли бы использоваться в психиатрии в целом и в судебной психиатрии в частности. Циммерман надеялся разработать психологический тест для серийных убийц, с помощью которого можно было бы выявить ранние признаки психопатии, предотвратить развитие опасных склонностей и создать централизованную базу психиатрических данных для судей, инспекторов по надзору за условными сроками и профессионалов криминальной юстиции.

Хотя в 1972 году в ФБР было создано специальное подразделение по изучению психологии сексуального насилия и убийств[136], Чарли Циммерман был бы разочарован тем, что база данных по выявлению потенциальных преступников и предотвращению подобных преступлений так и не была создана, хотя с того времени прошло более пятидесяти лет.

В силу законов, связанных с отношениями адвоката и клиента, Тони должен был дать разрешение на передачу его признания обвинению. Он этого не сделал, поэтому обвинения против него строились на косвенных уликах. Хотя именно он был последним, кто видел девушек живыми, прямых улик, свидетелей и отпечатков пальцев (Тони был очень осторожен и всегда действовал в перчатках), которые напрямую связывали бы его с убийствами, обвинению найти не удалось. Тем не менее Голдману было трудно выстроить успешную тактику защиты – Тони продолжал лгать даже собственному адвокату. В конце концов, Голдману ничего не осталось, кроме как заявить, что Тони совершил преступления из-за наркотиков. Голдман, Кавана и Аллен несколько раз встречались с Тони в тюрьме, пытаясь навязать свою стратегию не желающему их понимать Тони.

– Должен указать, что у суда нет прямых улик против Тони Косты, – Голдман решил показать Тони, как он мог бы выступать в суде. – Но если бы такие улики появились, то говорили бы они о том, что преступление было совершено под влиянием наркотиков и барбитуратов. Тони Коста находился в таком состоянии, когда не мог понимать юридического смысла своих поступков[137].

Подать такую идею было непросто – и не только Тони, который всегда гордился тем, что наркотики не приводят его в бессознательное состояние. Вряд ли суд и присяжные поверили бы этому, поскольку со дня ареста Тони не демонстрировал никаких симптомов зависимости или ломки. Однако ничего другого Голдману не оставалось.