Нянька. Меня воспитывал серийный убийца

Самое тщательное психиатрическое обследование заключенного провел доктор Гарольд Уильямс из старейшей психиатрической больницы Новой Англии, больницы Маклин. Это медицинское учреждение считалось одним из лучших в стране. Поскольку Тони занимался торговлей наркотиками, полиция предполагала, что в его деле могла быть замешана организованная преступность. Поэтому Уильямс, обладавший поразительным сходством с актером Ларри Хагманом, брал с собой в тюрьму заряженный пистолет. После одной беседы с Тони он столкнулся с Авис. Уильямс ждал, пока охрана вернет ему сданный при входе в тюрьму пистолет. Он обратил внимание, как зачарованно Авис наблюдала за тем, как он проверяет и перезаряжает оружие.

После каждого общения с Тони Уильямс выходил эмоционально и физически выжатым. Он почти физически ощущал «зло», окружавшее Тони и заполнявщее всю камеру. Голдману он говорил: «Я чувствовал, как на меня смотрит дьявол… со стороны Тони Косты». Подобные слова от человека, который всю жизнь работал с психически нездоровыми преступниками, о многом говорят. Но, несмотря на глубокое личное отвращение, Уильямс смог дать самое подробное истолкование жизни, психоза и убийств, совершенных Тони.

Уильямс установил, что истоки подспудной ненависти ко всем женщинам кроются в его детской одержимости погибшим отцом и чувстве одиночества, связанном с браком Сесилии с Бонавири и рождением Винни. Убийства и в особенности изнасилование и расчленение трупов давали ему чувство «блестящего» удовлетворения. Он совершал жуткое представление драмы инцеста и матереубийства, в ходе которого возвращался в блаженное младенчество, когда Сесилия целиком и полностью принадлежала ему одному[130]. И, наконец, поскольку Тони говорил Уильямсу, что «настоящий Тони» был «погребен очень глубоко», акт захоронения жертв гарантировал, что они будут «с ним» вечно[131].

Морис Голдман выслушал все это в изумленном молчании. Он знал, что Тони виновен в убийствах, но проведенное Уильямсом вскрытие его нарушенной и смертельно опасной психики шокировало его. Однако, несмотря на глубокое неприятие и осуждение моральных и этических убеждений Тони, психиатр не смог признать его юридически невменяемым. В отличие от истинного психопата, Тони прекрасно понимал, что хорошо, а что плохо. Он сознательно пытался скрыть убийства – а это в очередной раз доказывало, что он понимает всю серьезность своих преступлений. И, наконец, Уильямс сказал Голдману, что считает Косту сексуально опасным человеком, которого следует держать в тюрьме, а не в психиатрической больнице. Голдман с таким заключением не согласился, уволил доктора Уильямса и начал искать нового психиатра, который помог бы адвокатам строить защиту на невменяемости клиента.

Глава 57 Лайза

Как-то раз я пряталась в прачечной нашего мотеля и читала книжку о Нэнси Дрю. И тут я услышала разговор между Фрэнком и Бобом – они загорали на газоне рядом с офисом. Они говорили о том, что «убитые девушки» были «изрезаны на куски», что у них были извлечены сердца, а на трупах обнаружены следы зубов. «Кто-то жестоко поиздевался над этими девушками», но Фрэнк и Боб не могли поверить, что это совершил он. Я не знала, кто это – он, но выйти и спросить не могла.

Единственным, кто не говорил об убийствах, был Тони, но лишь потому, что он вообще исчез. В лагере я наконец-то выкурила первую настоящую сигарету, и мне страшно хотелось показать ему, как я научилась пускать кольца дыма – в точности как он. Я спросила тетю, не видела ли она его, но она странно на меня посмотрела и ответила, что не видела. Я пошла искать Сесилию. Ее я нашла в прачечной «Королевского кучера». Сесилия выглядела ужасно. Мне показалось, что она очень устала. Круги под глазами стали почти черными. Она, как всегда, меня обняла, но я почувствовала, что запах спиртного от нее сильнее, чем обычно, и это меня расстроило. От нее никогда так не пахло. Мне это не понравилось. Я осторожно высвободилась и спросила про Тони, но Сесилия лишь покачала головой и отвернулась. Когда она снова на меня посмотрела, я почувствовала, что она плачет. Сесилия похлопала меня по плечу:

– Я скажу ему, что ты о нем спрашивала. Он любил вас, девочки, – сказала она, поправляя свой свитер, и тут же принялась складывать полотенца.

«Любил, – подумала я. – Она сказала, что Тони «любил» нас, а не «любит». Не мог же он умереть. Я бы знала, если бы он умер, верно? Наверное, он уехал из города». Тони часто говорил, что хочет уехать в Калифорнию. Я решила, что он уехал туда на зиму и еще не вернулся. Вот так он стал еще одним мужчиной, который исчез из моей жизни, не прощаясь.

Возвращаясь в свой мотель через трассу 6А, я представляла, как он катит на запад, прямо на закат. Крыша кабриолета откинута, он громко распевает любимую песню «I Heard It Through the Grapevine».