Пока Голдман планировал стратегию защиты, Аллен приступил к работе. Он беседовал с Тони и со всеми, кто его знал. Больше всего внимания он уделил Авис. С ней он беседовал больше всех, даже больше, чем с самим Тони. Вопросы он задавал слишком откровенные и порой непристойные, что Авис очень не нравилось. Судя по записям, эти разговоры более походили на допросы, причем допросы весьма сомнительного свойства. Аллен буквально зациклился на эротических деталях сексуальной жизни Авис и Тони. Он постоянно возвращал находящуюся в безвыходном положении женщину «к нашей теме» – куннилингусу, фелляции, содомии, мастурбации: «Он заставлял вас брать член в рот?», «Сколько раз он мастурбировал над вашим обнаженным телом?»[125]
Сегодня Аллена и всю команду адвокатов Тони привлекли бы к ответственности, а Авис вполне могла бы подать на них в суд за сексуальное домогательство.
Сколь бы грубым и жестоким ни был Аллен, он оказался единственным из команды защиты, кто получил хоть какие-то деньги. Голдман выплатил ему более 650 долларов (около 4500 долларов по сегодняшнему курсу) в качестве оплаты его труда и возмещения расходов. (Надо сказать, что «бескорыстные» адвокаты жили на широкую ногу. Они более 3000 долларов потратили на четыре обеда в ресторане «Дельфин» в Барнстейбле рядом с окружным судом и тюрьмой. Чеки из ресторана они представили в округ для возмещения расходов, но в этом им было отказано. Помимо дорогой рыбы, Голдман проел около 8000 долларов, потраченных командой защиты. По сегодняшнему курсу это больше 48 тысяч долларов.)
Глава 55
Лайза
В первый год мама управляла мотелем «Бэйберри Бенд» в одиночку, но теперь она решила, что ей нужен управляющий, и в нашем окне вновь появилось объявление о приеме на работу. Рон работал в Бостоне и приезжал к нам лишь по выходным, и то не каждую неделю. И мама продолжала сама управлять
– Привееееет! Вам все еще нужен управляющий?
Мама сразу же приняла его на работу, и он приступил к своим обязанностям в тот же день. Было ли у него резюме или рекомендации для управления мотелем? Думаю, что нет.
– Я же не могу управлять мотелем в одиночку, верно? – думала мама.
Хотя Фрэнк часто напоминал неубранную постель, работал он хорошо. Среднего роста, пухлый (особенно в области живота), с длинными каштановыми волосами (волосы у Фрэнка были не как у хиппи, но все же прикрывали воротник), Фрэнк был очень жизнерадостным, часто смеялся и расхаживал по мотелю, словно по личной водевильной сцене. За спиной мама называла его «гребаным педиком», но, думаю, на самом деле относилась к нему очень тепло. Мы все его любили. И он с симпатией относился к нам с Луизой. Мы вместе с ним ездили на свалку за обрезками фанеры, а потом он построил для нас целую крепость на задворках мотеля. Когда мама уезжала, он с готовностью присматривал за нами. В его обязанности это не входило, но он не жаловался.
– Фрэнку просто нравится быть педиком, – мама повторяла это даже слишком часто.
Не уверена, что Фрэнку это действительно нравилось. Но он любил красить губы и ресницы, обожал яркую облегающую одежду. Ему нравилось клеиться к парням, но порой казалось, что все его танцы и ужимки – всего лишь игра. Иногда он был таким грустным, что я начинала сомневаться в том, что ему «нравится быть педиком». В те дни гомосексуализм был вне закона, даже в Провинстауне. Фрэнк обычно говорил об этом только шепотом. Ну кому
Был Фрэнк геем или нет, нравилось ему это или нет, но ко мне он всегда относился очень хорошо. Луизу любили все, а я была трудным ребенком, который, как часто говорила мама, «в могилу меня сведет» – и многие с ней соглашались. Только не Фрэнк. Думаю, Фрэнку нравилось, что я не такая, как все. Наверное, я казалась ему похожей на него.
Как-то в июне, когда мама собиралась в «Корону и якорь», где должен был выступать оркестр Бобби Шорта, а мы с Луизой сидели на кровати и читали, у наших дверей появился Фрэнк. В одной руке он держал бокал, в другой сигарету.
– Ю-хууу! Ну же, девочки, откройте Фрэнку дверь!
Я посмотрела на Луизу, но та не отрывалась от «Паутины Шарлотты», поэтому я поднялась и подошла к двери.
Фрэнк, широко улыбаясь, стоял у порога.
– Привет, солнышко! – сказал он со смехом.
Я улыбнулась. Рядом с Фрэнком у меня всегда улучшалось настроение. Я откинула крючок и распахнула перед ним дверь.
На Фрэнке была обтягивающая рубашка с огурцами и белые брюки-клеш с широким кожаным ремнем, как у мамы. Пухлый живот Фрэнка нависал над пряжкой. Фрэнк перепрыгнул порог, и все в комнате задрожало от такого веса. Потом он ловко изобразил пируэт, не пролив ни капли, и радостно объявил:
– Я тот, кого в этом городе называют «полный рот»!