Пока Тони сидел в тюремной камере и считал дни до того момента, когда его, несомненно, признают невиновным и освободят, чтобы он снова мог принимать наркотики и гулять в дюнах, Голдман был занят выстраиванием линии защиты, чтобы спасти клиента от электрического стула. Сначала он навестил мрачную квартиру Сесилии Бонавири, где попросил собраться всю семью, чтобы поговорить со всеми сразу. Погода в тот день выдалась еще хуже, чем обычно бывает в марте на Кейп-Коде. Когда Голдман и Джастин Кавана выходили из машины у дома 89 на Конант-стрит, ветер чуть не сбил их с ног. В крохотной квартирке было страшно душно – здесь собрались все родственники Тони. Голдман предложил Авис пачку сигарет, обратил внимание на несчастный вид Сесилии. Сесилия в потрепанном желтом свитере, сгорбившись, сидела на диване. Глаза ее были полны слез. Сначала Голдман расспросил ее о детстве Тони. Она стала рассказывать, слезы текли по ее щекам, окна стонали под порывами ветра. Сесилия безучастно смотрела на бурю, бушующую за окном. Слова уносили ее в странный мир снова.
– Калифорния… – Голос Сесилии был еле слышен. – Я так ее любила… Там был зачат Тони – мы с его отцом познакомились во время войны. Мне казалось, что Господь откликнулся на мои молитвы.
Никто не знал, что сказать. Калифорнийская мечта обернулась невыразимым кошмаром.
Чтобы сохранить какую-то приватность, Голдман решил поговорить с Авис в своей машине. Она согласилась, но категорически отказалась вдаваться в детали своих проблем с Тони.
– Он начал принимать наркотики – и сразу изменился, – сказала она. – Думаю, он шизофреник, потому что когда его что-то бесит, бесит по-настоящему, он переходит к насилию и становится другим человеком. Почувствовав, что его пилят, он мог взорваться. Но в то же время он очень отходчив. И потом он даже не помнил, что с ним было.
Авис сказала, что Тони никогда не испытывал особой любви к детям. Любил он только малышку Николь – даже имя ей выбрал сам.
– Понимаете, он всегда хотел девочку.
Выходя из квартиры Сесилии, Голдман и Кавана испытывали чувство облегчения. Уж очень гнетущая атмосфера там царила. Адвокаты всей грудью вдохнули свежий океанский воздух. Голдман знал, что у Тони нет ни гроша за душой, поэтому он подал заявление об оплате услуг своей адвокатской команды со стороны государства. Округ отказал, и тогда Голдман избрал другую стратегию: получить деньги можно было бы за книгу или даже права на фильм.
– Мюррей всегда отличался деловой хваткой, – говорил лейтенант Ганнери о Морисе Голдмане[124]
.Голдман ухватился за возможность не только защищать Тони Косту, которого уже считали Каннибалом с Кейп-Кода, но еще и написать книгу, изобилующую жуткими деталями его преступлений. Книга Герольда Франка про Бостонского душителя вошла в список бестселлеров «Нью-Йорк таймс», и ходили слухи об экранизации. А преступления Тони были еще более жуткими, чем у Альберта де Сальво. Кроме того, злодей в этой истории ужаса был гораздо интереснее: культурный семейный человек, исключительно вежливый, человек, которого «обожали» бывшая жена и дети, которого одинаково любили и молодые и зрелые люди, который старательно трудился, чтобы оплачивать счета. Да еще и плотник – очень христианский символ. Сам Голдман несколько раз нанимал Тони для ремонта своих домов в Провинстауне и мог рассказать об этом опыте из первых рук. Идеальный сценарий для бестселлера. Голдман вполне мог подождать своего гонорара год-другой – а когда по его книге снимут блокбастер, награда станет еще слаще.
Но для этого нужно было убедить Тони и Авис передать ему права на историю их жизни. Они согласились – выбора у них не было. Тони нужен был адвокат, хороший адвокат, а у них еле-еле хватало на еду. Затем Голдман позвонил своему другу, Курту Воннегуту, рассказал о новом клиенте и о том, что ему нужен хороший писатель для работы над книгой. Воннегута история заинтересовала, но он запросил слишком большой аванс и процент от роялти. Согласиться на это Голдман не мог, поэтому он принялся искать другого писателя. Тогда он обратился к Виктору Вулфсону, лауреату премии «Эмми» за работу над байопиком об Уинстоне Черчилле. Поначалу Вулфсон был преисполнен оптимизма, но, узнав жуткие детали преступлений и о полном отсутствии раскаяния у преступника, он сказал Голдману, что «очистить» Тони настолько, чтобы книга стала привлекательной для массового читателя, ему не удастся. В конце концов за работу принялся местный писатель, Лестер Аллен. Аллен мало кому был известен. Он иногда писал статьи для «Кейп-Код таймс» – впрочем, никогда больше двух колонок. Конечно, до настоящих писателей Воннегута или Вулфсона Аллену было далеко, но Голдман надеялся, что он сможет живо описать характер Тони, его непристойную сексуальную жизнь и жуткие преступления.