– Спасибо за приглашение, – сказал я Розе.
– Ваш друг ведёт себя настойчиво, но он не в моём вкусе.
– Но… мне бы не хотелось его игнорировать, – слукавил я, поскольку именно этого мне и хотелось.
По взгляду Розы я вдруг сообразил, что допустил бестактность по отношению к этой инициативной девушке и решил исправиться:
– Хотел сказать, что сам бы с удовольствием вас пригласил, если б не он.
– Это уже лучше, теплее, – рассмеялась она.
Мы с ней разговаривали, медленно кружась. Она восторгалась песней Азнавура, вообще его творчеством, затем с сожалением сказала, что скоро ей придётся из-за учёбы покинуть Ереван, что ей здесь нравится. И вдруг спросила:
– Какой у тебя факультет?
Тут я растерялся, вспомнил, какую небылицу наплёл ей Эдик. Наверное, я покраснел, потому что Роза заулыбалась:
– Что произошло? Почему вдруг смутился? Прямо как в кинотеатре, – она продолжала улыбаться и, похоже, ей нравилось моё смущение. – Может, я поторопилась с обращением на «ты»?
– Нет, конечно.
– Тогда в чём причина?
– Я не учусь в университете.
– Не учишься? Не поступил?
– Ещё не поступал… – В этот момент мои пятнадцать лет показались мне унизительными. Я не сумел пересилить себя и, уподобившись Эдику, соврал: – Учусь в выпускном классе.
– Ах, вот как… Выходит, Эдик сказал неправду?
– Да… узнав, что ты студентка третьего курса филфака, он… решил, что правда тебя может разочаровать. Поэтому… не знаю, постеснялся, что ли…
– Вряд ли он умеет стесняться. А возраст? Тебе уже есть семнадцать?
– Да, – выдавил я.
Она задумалась. Мне в эти секунды хотелось провалиться куда-нибудь.
– Я понимаю, ты разочарована, – сказал я.
– Нет, – она слабо улыбнулась, – только мне немножко жаль… – затем тихо произнесла: – Впрочем, было очевидно, что ты моложе.
Мы с Розой медленно кружились под мелодии Азнавура и не разлучались в перерывах между ними. Наблюдавший за нами Эдик постепенно стал утрачивать первоначальный энтузиазм, заметно приуныл и даже сник. Я решил подойти к нему:
– Послушай, старик, прости меня, но ты свидетель, я сам никаких шагов не предпринимал, инициатива исходит от неё.
– Ладно, не дёргайся, я не беру в голову.
В этот вечер мы с Эдиком проводили девушек домой и я договорился с Розой о встрече на завтра.
Встречались мы вечерами, обычно перед закатом солнца и всегда в одном и том же месте, недалеко от центральной площади. Немного гуляли по городу и с наступлением сумерек шли в парк. К этому времени он становился почти безлюдным, только редкие влюблённые пары оставались на скамейках под пёстрыми сводами пока ещё не опавших деревьев. Мы с Розой всегда находили пустую скамейку в тёмном уголке опустевшего парка. Здесь, вдали от людских глаз, мы болтали, обнимались, целовались.
Каждый вечер после небольшой прогулки мы приходили в этот парк и шли к месту, уже ставшему для нас интимным гнёздышком, и почти всегда находили нашу скамейку свободной. Мне нравилось приходить сюда с Розой. Да и что я мог ей предложить? Разве что сходить в кино или посидеть в кафе за чашкой кофе. Однажды она спросила:
– Мы опять идём в парк?
– Хочешь, зайдём в кафе, или посмотрим, что в кинотеатрах идёт?
– Не хочется. Если нет другого предложения, лучше посидим на нашей скамейке.
Я тогда не понял, что она подразумевала под другим предложением. Но в кино мы всё-таки пошли. В те дни вышел в прокат фильм Бондарчука «Война и мир» и Розе захотелось посмотреть его. Я взял билеты в кинотеатр, в котором мы с ней впервые встретились. И места оказались примерно там, где мы сидели в день знакомства. Когда сели в кресла, Роза обвела зрительный зал взглядом и улыбнулась.
– Чему улыбаешься? – спросил я.
– А ты не догадываешься?
– Ах, да… мы здесь увидели друг друга, и ты пронзила меня взглядом.
– Помню, как ты трогательно смущался. Боже, неужели это произошло всего несколько дней назад?
После сеанса обсуждали фильм. Роза сказала, что он снят довольно близко к тексту произведения и что режиссёру удалось, как ей показалось, передать дух, заложенный Толстым в романе. Затем она спросила, что я об этом думаю. Думать об этом я, к сожалению, не мог, поскольку мне предстояло прочесть это произведение только через год. И я решил поменять тему, заявив самонадеянно, что к Толстому отношусь равнодушно, а вот Стендаль мне очень нравится. И стал восторженно рассказывать о Жульене Сореле из недавно прочитанного мною «Красного и чёрного», лишь бы не возвращаться к Толстому.
– Ты, похоже, не читал «Войну и мир», – сказала Роза.
– Не читал.
– Не переживай, ещё успеешь.
Порой она удивляла меня своей проницательностью и чутким отношением ко мне, проникновенным интересом ко всему, что касалось моей скромной персоны. Однажды похвалила:
– У тебя есть способности, из тебя выйдет толк, только надо больше читать.
– Ты так считаешь?
– Конечно, читать надо больше.
– Я про способности. По-твоему, они есть?
– Я убеждена.
– Но почему?
– Ты умеешь думать и не спешишь с ответами. А я умею видеть и чувствовать.
Да, в умении чувствовать и замечать детали ей нельзя было отказать.