Ничья вина (СИ)

— Тебя наебали, милый, в лучшем случае антиквариат, — Алек застегнул на запястье массивную вязанку браслетов и набросил куртку на плечо. — Пошли, — он шагнул к выходу.

Скай послушно пошел следом, стараясь не думать о том, что это уже было. И это слово-приказ, и шаркающие шаги впереди и тонкая, хрупкая шея с прилипшими к ней, темными от пота волосами. Только, тогда ничего не оттягивало запястья и полны они были надежд, а не глухого, беспросветного отчаяния.

Куда идти — они не обсуждали и не сговаривались, ноги сами привели на место, где когда-то все кончилось и все началось. Только закат сегодня был не таким кровавым, как тогда, но Скай все равно замер посреди Манежной, глядя вдаль и вспоминая это небо в конце самого первого парада победа, когда по белым маскам скользили тревожные красные тени, а они были безобразно трезвы и абсолютно растеряны. Тогда их било молотком по голове осознание того, что война кончилась. Навсегда и совсем кончилась, и непонятно — что делать дальше.

Они еще желания загадывали и жгли бумажки с ними в вечном огне — символе совсем другой победы, но это было позже, когда уже стемнело, а на небосклоне зажглись первые звезды. Скай покосился на ворота, ведущие в Александровский сад, потом на Алека, задумчиво глядящего вдаль — и отбросил мысль пройтись по «местам славы». Слишком равнодушным и пустым стало лицо друга, когда они приехали сюда. И как-то даже на людей свалить не получалось — не в метро ехали. Да и на улице никто не пялился, как на заказ. Хотя, дело-то, наверное, было в том, что вместе они похожи скорее на фриковатых подростков, чем на настоящих модификантов. Ну, Скай на подростка не очень тянул, но тощий Алый с неестественно белыми волосами выправлял впечатление. Великоватая куртка скрадывала мышцы, тонкие пальцы ничем не выдавали скрытой в его теле силы. Алек смазано улыбался, не задерживался ни на чем взглядом и непрерывно говорил: о работе, о жизни, об общих знакомых, тщательно, впрочем, следя за тем, чтобы не упоминать излишне известные прозвища. Замолчал он только на подходе к красной площади, тогда же улыбка пропала с его лица, а глаза стали, как иногда в присутствии Блэка — пустые, прозрачные, ничего не выражающие.

— Куда дальше? — спросил этот робот-Алек почти нормальным голосом, и Скай вздрогнул от неожиданности.

— Не знаю, — он пожал плечами и поежился от пронизывающего ветра. — Поищем, где посидеть?

Алек кивнул, не двигаясь с места. Правда, когда Скай пошел к переходу, послушно последовал за ним, вертя в руках початую пачку сигарет. Курение здесь было запрещено, друга, кажется, это расстраивало. И точно, едва они вышли из перехода, Алек выпустил в небо тонкую струйку дыма.

— Налево, прямо и направо через два перекрестка, — выдал он спустя пару затяжек и светло, по-мальчишески, улыбнулся в ответ на вопросительный взгляд. — Там бар, в котором мы тогда сидели.

— Хочешь повторить?

Алек смерил его каким-то странным взглядом и криво улыбнулся.

— Торт хочу, — он затушил сигарету об ладонь. — И чай. Нажраться я и дома могу.

Скай кивнул и пошел по указанному маршруту, сдерживая желание спросить, где оно — его дома. Не так уж он и хотел знать ответ, а может, просто боялся его услышать. Несмотря на известность и успешность — за неимением лучших эпитетов — друг не выглядел счастливым. Усталым, задерганным в ноль, не выспавшимся. Каким угодно, но не счастливым.

Пока они пили чай, Алый снова улыбался и шутил, а Скай не мог отделаться от мысли, что вся эта жизнерадостность — только ради него. Но чай кончился, а вместо «дома» был следующий бар и что-то покрепче чая. Он не узнавал названий, молча пил все, что заказывал безумно и радостно улыбающийся друг, пытаясь удержать этот момент, ухватить его за хвост и не отпускать. Алек был живым, даже глаза искрились весельем, он еще никогда не видел его таким: ни на войне, ни — тем более — после.

Мысли в голове — сплошь непотребные. Он хотел набраться сил и смелости, чтобы спросить, по-настоящему спросить, у Алека, как он. И услышать настоящий ответ. Чтобы, наконец, узнать, как и за каким чертом, он оказался на этой проклятой войне. Но даже алкоголь не помогал. Ничего не помогало.

К предплечью прижалось холодное стекло, Скай убрал руки, запрокинул голову и взглянул в серо-стальные, бездонные глаза. Расширенные зрачки на миг показались черной дырой, в которую он падал, теряясь в тенях и запахе гари, чувствуя на губах привкус пепла и крови. Он почувствовал прикосновение к собственной щеке, и иллюзия пропала — глаза снова стали просто глазами. Скай отвел взгляд и забрал у Алека стакан. Вздохнул, слыша, как друг возвращается на свое законное место напротив, рассмеялся своим спутанным чувствам и отхлебнул.

У неведомого напитка был приторно-сладкий вкус. И невесть сколько градусов алкоголя. Он закрыл глаза, чувствуя разгорающийся в горле пожар, потряс головой, возвращая на место разбегающиеся мысли. И все же не удержался, сказал, будто в пустоту, но глядя прямо на Алека и чувствуя, как в ладонь впиваются стеклянные грани.