Закончилось все лучше, чем могло бы, хотя Юстас успел-таки окаменеть. Ибо мадам Георгина имела не только отличную деловую смекалку, но и огромных размеров фобию в отношении всей на свете нечисти. И решила не снимать собственный амулет от василиска ни днем, ни ночью, потому и спаслась от превращения в статую. А увидев, что стряслось с ненаглядным отпрыском, пришла в ярость, как любая хорошая мать. И меньше, чем за минуту сделала из ящерицы заготовку для отбивной котлеты попавшей под руку табуреткой.
Дальше она пыталась призвать кого-нибудь из штатных городских целителей, но лазареты оказались загружены — в Ахенбурге с рассвета выдался чудовищный гололед, и жители без перерыва ломали конечности, пока в дело не вмешались королевские чародеи и не вызвали легкую оттепель. Падать народ прекратил, но болезных и без того хватало. Мадам было предложено подождать до полудня, пока число страждущих не иссякнет.
Но к полудню случилось нечто из ряда вон выходящее — молодой Юстас вновь обратился в человека, безо всякого колдовского вмешательства. И прямо с места, где стоял, отправился в прихожую, оделся и пошел, куда глаза глядят.
Нагнали его уже у дворцовой площади. Юноша отчаянно отбивался от группы назойливых доброжелателей, возглавляемой перепуганной маменькой. Без умолку твердил о госпоже, которая его ждет, и о том, что нужно успеть к ней до заката. На вопросы людей не отвечал, а затем полез в драку.
В это же время как раз прибыли вызванные с утра целители, которым в нынешней ситуации оставалось лишь определить несчастного Юстаса в клинику для повредившихся рассудком. Убитая горем мадам Георгина вернулась в «Алую обитель», где столкнулась в дверях с разгневанным клиентом. Оказывается, милая Лидия в разгар кокетливой беседы тоже вдруг встала с насиженного места (а именно — с коленей местного угольного магната, угощавшего девицу шампанским). И ушла на улицу, не оборачиваясь на важного господина, час назад заплатившего за ее приятное общество аж пять золотых.
Лидию догнали на выходе из Ахенбурга. Она шла по мосту через скованную льдом Ройну, проваливаясь по колено в снег в своих золоченых туфельках и пышном платье, и твердила лишь о том, что ей нужно спешить, госпожа ждет.
Девицу срочно определили на постой по соседству с молодым Юстасом. Вдобавок бедняжка успела серьезно простудиться, но целители обещали сделать все возможное.
И тогда мадам Георгина в срочном порядке вызвала Эдгара — в надежде, что тот не откажет в помощи.
— И ты, конечно, всячески поддержал прекрасных и легко доступных дам, добрый мальчик, — со смехом подытожил сбивчивый рассказ декан Рейван. — Хоть скидку постоянного клиента она тебе в благодарность даст, чтобы совсем уж зря штаны по золоченым прихожим не протирал?
— Зачем? У меня уже есть, — машинально ответил Эдгар Червонский и тут же прикусил язык. Но было поздно — комната взорвалась хохотом.
— И, кстати, не слишком они доступны, с такими ценами, — вставил весомую уточняющую реплику Эрл.
— А ты хотел, чтобы в главном городском борделе тебя за медную монетку обслуживали? — тут же заржал Альбрехт.
— Я ничего не хотел, — щеки долговязого боевика мигом налились свекольным соком. — У меня столько денег разве что к празднику будет, и то если жандармерия вовремя заплатит за патрулирование… Магистр, а что вы на меня так смотрите? Я же ничего стыдного не сделал!
Декан Рейван и впрямь не сводил с Эрла задумчивого взгляда. Тот машинально ссутулился и опустил глаза.
Эрл Филмур в свое время прибыл в Ахенбург с Ледгайских островов, большую часть года покрытых густой зеленью и затянутых непроглядным туманом, и первый год проучился на целительском факультете. До сих пор в его разговорной речи иногда пробивался странный акцент, будто адепт не может до конца закрыть рот. Над ним, конечно, смеялись весь первый год обучения, всячески передразнивая. Советовали выплюнуть изо рта то огурец, то картофелину, то репку, а похабные боевики, что доучивались последний год перед получением диплома — и кое-что совсем непотребное.
И однажды парень, доведенный скверными шутками до белого каления, не выдержал и взорвался. Точнее, сам Эрл остался цел, а вот мебель в углу столовой, где его дразнили старшекурсники, в один миг разлетелась на мелкие кусочки. Обидчики, впечатанные ударной волной в противоположную стену, отделались сотрясением мозга и переломами ребер.
Обед в тот день был сорван, ибо все кастрюли с супами и кашами оказались доверху засыпаны щепками, опилками и мусором. Ослушнику, что потратил исцеляющий дар на причинение боли другим людям, грозило исключение, но вмешался магистр Рейван — взял дрожащего от шока и ужаса парня за плечо и повел к себе в кабинет.