Нигде посередине

Сейчас он профессор в Америке.

Между тем наступил и пролетел незаметно следующий день, завтрак, обед и ужин. Аська ходила с детьми по травки и, кажется, не заметила моего присутствия. Я же кружил вокруг, выбирая момент приблизиться, и чем-то эта ситуация напоминала ситуацию с подарком Боссу на выпускном. Я чувствовал, что день уходит, а с ним, если верить фонарному столбу, и мой последний шанс. Наконец, после ужина в лёгких светлых сумерках вокруг Аськи неожиданно образовалось пустое пространство, я сделал два шага вперёд и почти что против своей воли оказался с ней нос к носу, где-то между столами и догоравшим костром.

– A, – сказала Аська. – Привет. Ты откуда здесь взялся?

Объяснять у меня не было времени, и это увело бы меня в сторону от основной темы. В горле стоял ком, перед глазами плыло, и я очень отчётливо помню, что меня больше всего в тот момент беспокоило – не видно ли сквозь клетчатую рубашку, как колотится сердце.

– Давай пойдём погуляем, – выдавил я из себя, насколько это было возможно непринуждённым тоном. – Это долгая история, я тебе всё расскажу по очереди.

И приготовился услышать, что именно сегодня её Босс о чём-нибудь попросил, дал ей какое-нибудь важное поручение, у неё дела, она не может, очень сожалеет. Вообще, вот этот в тот момент сложившийся в моей голове любовный треугольник «Настя-Босс-я» просуществовал ещё несколько лет и неоднократно служил поводом для бессильной ревности и злости. Но это я забегаю вперёд.

– Пошли, – сказала Аська. – Только я кеды переодену, ладно?

И мы пошли. Гуляли мы, наверное, часа два, сидели на пригорке над озером Хурми и чесали языками. В воздухе висел густой запах болотного аира, в осоке заливались лягушки. Несмотря на то что все заготовленные темы я исчерпал с перепугу в первые минут пятнадцать, разговор как-то не затухал и, по мере того как сгущалась ночь, даже становился интереснее и непринуждённее, так что даже жалко было прерывать, и, расставаясь у палаток, мы решили, что завтра после ужина, конечно, продолжим начатую беседу.

Сказать, что я был окрылён эйфорией, – это значит не сказать ничего. Устраиваясь в спальнике, я завывал вслух «моя любовь нас приведёт к победе, хоть леди вы, а я – простой матрос», и мне очень хотелось, чтобы хоть кто-нибудь поинтересовался, куда это мы с Аськой пропали на весь вечер, и я бы тогда небрежно ответил: не ваше дело. Но соседи по палатке оставались нечувствительны к моему радостному возбуждению, и то ли из деликатности, то ли от толстокожести никому не пришло в голову спросить меня о прогулке. Наоборот, меня ласково попросили идти петь серенады математикам в лесу и не мешать спать. (Ребята из математической школы стояли лагерем метрах в трёхстах от хутора; мы с ними практически не общались и пересекались только у отхожего места, устроенного на полдороге между лагерями. Они считались людьми загадочными и непредсказуемыми.) Идти петь в тёмный лес мне не хотелось, и я ещё часа два ворочался, представляя себе в мыслях следующий вечер и перебирая сказанные ею сегодня слова, которые я запомнил, как мне казалось, все до единого.

Следующий день прошёл в работе по лагерю; в ботанике я ничего не смыслил, из-за близорукости все травки казались мне одинаковыми, а очков я не носил. Зато я таскал воду, рубил дрова, раздувал влажный от прошедшего дождика костёр, драил каны и, самое главное, старался почаще попадаться ей на глаза. Усердие не пропало втуне, и на меня пару раз посмотрели, и даже одарили адресной, лично мне, а не вообще в пространство, улыбкой – именно то, о чём я мечтал все эти два года и чего никогда раньше не удостаивался. Это были те самые «итого четыре знака внимания», как говорили в замечательном старом фильме. Я разомлел. Это, несомненно, была победа.

На следующее утро мы с Цыпиным уезжали обратно в Эльву.

– Казьмитя, – говорил на прощание Босс, – забирайте ваши вещи из Эльвы и скорее возвращайтесь обратно. Мы через два дня уезжаем на автобусе в Таллинн, присоединяйтесь, не пожалеете!

Упрашивать меня, конечно, было не надо. Как только Митька Цыпин, переночевав у меня, двинул в сторону Москвы, я лихорадочно собрал свои манатки, включая мешки с раскисшими опятами, расплатился с хозяйкой, в том числе и за неиспользованные дни, и рванул на вокзал. Жизнь была прекрасна, фортуна мне улыбалась очаровательными ямочками на щеках, и отвести взгляда от этой улыбки было просто невозможно.

4

В Таллинн мы действительно-таки приехали на большом туристическом «Икарусе» и расположились в пустующей по случаю летних каникул школе. Нам был предоставлен спортзал, и мы разложили рядами физкультурные маты, побросали спальники и отправились бродить по городу.